Митридатовы войны - Леонид Анатольевич Наумов

зажегши огонь, дать знать Митридату» о появлении врагов. Как можно догадаться, речь шла о системе сигнальных огней на горных вершинах. В 71 г. до н. э., «когда Лукулл стал приближаться, он, правда, дал знать Митридату огневым сигналом, но сам со своими силами перешел к Лукуллу». Царский родич… Может быть, причина неудачи Митридата – именно в предательстве его окружения.

Вернемся к рассказу о панике в лагере и спасении Митридата от плена. Про паническое и малообъяснимое бегство понтийцев рассказывают и другие историки. Аппиан рассказывает, что «Митридат….считая, что при таком поражении конницы Лукулл тотчас же нападет на него, испугался и задумал бежать; тотчас он сказал о таком своем решении своим друзьям по палатке, а они, прежде чем был дан приказ, еще ночью поспешили каждый выслать свой багаж из лагеря. У ворот столкнулось большое количество вьючных животных; войско увидало все это и узнало, кто увозит свой багаж; предполагая, что произошло что-либо еще более страшное, воины со страхом и с негодованием, что им ничего не было объявлено, бросились к укреплениям лагеря, стали их разрушать и разбегаться из равнины во все стороны, безо всякого порядка, куда кто мог, без приказа своего военачальника или ближайшего командира. Митридат, заметив, что происходит беспорядочное и поспешное бегство, выбежал к ним из своей палатки и пытался что-то сказать; но его уже никто не слушал; затертый в толпе и сбитый с ног, он упал. Тогда он вскочил на коня и с немногими ускакал в горы».

Дальше следует рассказ о жадности легионеров, которая позволила царю спастись: «Когда римские солдаты увидали много золотых и серебряных сосудов и дорогих одежд, они забыли об этом приказании. Даже те, которые вот-вот должны были захватить самого Митридата, ударив по клади одного из мулов, несшего золото, и увидав посыпавшееся золото, занявшись им, набросились на него и позволили Митридату бежать» (Арр. Mithr. 81–82). Эту же поучительную историю сообщает и Мемнон: «Самому царю пришлось тайно от подданных бежать из Кабир, где он находился. Он оказался бы в плену во время бегства, поскольку его преследовали галаты (хотя они и не знали бегущего в лицо), если бы, встретив мула, нагруженного золотом и серебром из Митридатовых сокровищ, они не задержались за их грабежом» (Memn. XLIV).

О том, что какие исторические обстоятельства легли в основу этого анекдота, совершенно искренне говорит Цицерон в 66 г. до н. э. С его точки зрения, царь при отступлении оставил в разных местах своего царства сокровища, и в результате наступление легионеров было остановлено: «Митридат бежал из своего царства так, как некогда из того же Понта, по преданию, бежала Медея; она, говорят, во время своего бегства разбросала члены своего брата в той местности, по которой ее должен был преследовать отец, – для того чтобы разыскивание их и родительское горе замедлили быстроту преследования. Так и Митридат во время своего бегства целиком оставил в Понте груды золота, серебра и драгоценностей, которые он и получил в наследство от своих предков, и сам награбил в прошлую войну в Азии и свез в свое царство. Пока наши солдаты слишком усердно собирали эти сокровища, сам царь ускользнул у них из рук»[162]. По сути знаменитый оратор описывает нам те же события, что и Плутарх в рассказе о грабеже царского лагеря под Кабирами. Только он придает рассказу характер не нравоучения, а реального и объяснимого события: легионеры (да и сам Лукулл?) не стремились к продолжению войны, пока сокровища царства не присвоены.

В 71 г. до н. э. Митридат через Команы отступил в Армению с двухтысячным отрядом конницы. Первоначально он, видимо, рассчитывал на быструю помощь Тиграна, однако царь Армении сначала не дал войск своему тестю. «Год и восемь месяцев в пределах Армении, Митридат… ни разу не был представлен Тиграну» (Memn. LV). С практической точки зрения это означало, что гарнизоны царя в Малой Армении оказались без помощи. Конечно, эта пауза была ошибкой армянского царя, которая катастрофически сказалась на ходе войны. Если он собирался воевать с Римом, то следовало оказать помощь Митридату не позже 71 г. до н. э.

Следует заметить, что Лукулл не спешил преследовать Митридата. Легионы еще не получили ожидаемую от грабежей Амиса, Синопы, Амасии и других городов Понта добычу. Конечно, сейчас трудно сказать оставался ли у царя ресурс для продолжения войны на территории Понта, не преждевременным ли было отступление в Армению. Не позже 70 г. до н. э. Митридату изменил сын, царевич Махар, наместник Боспора. Известно, что он прислал Лукуллу золотой венок (см. ниже). Первое впечатление, что мобилизационный ресурс Восточного Понта (Малая Армения, территория тибаренов и халдеев) и Колхиды был невелик и собрать там новую армию было трудно. Однако Понт был хорошо укрепленным государством. Система обороны строилась при комбинировании оборонительных соображений городов, царских крепостей и флота.

В тылу римлян сопротивлялись греческие города. Амис держался еще с 72 г. до н. э., обороной города успешно руководил полководец Каллимах. Он оказался талантливым инженером, искусным в изготовлении боевых машин (Plut. Luc. 19). Симпатии к царям были сильны в городе: «Митридат Евпатор украсил его храмами и заложил еще часть его» (Strаb. XII. 3. 14). Защитники получали продовольствие от царя морем из Малой Армении. Лукулл сначала вел осаду пассивно. Вероятно, он не терял надежды склонить эллинов на свою сторону, поэтому хотел создать положительный образ римлян и запрещал легионерам грабить города. Так как какую-то добычу надо было солдатам дать, он пытался продвинуться по побережью на восток, в Фемискиру, которая была одной из самых богатых областей Понта. Осада Фемискиры, наоборот, велась очень интенсивно, по всем правилам осадного искусства: строили башни и рыли подкопы.

Активная осада Амиса началась, после того как царская конница попала в засаду под Кабирами. Как можно понять, сообщение Аппиана Лукулл начал штурм вечером, «неожиданно бросившись на приступ в тот час, когда Каллимах обыкновенно отпускал солдат на отдых». Римлянам удалось внезапно овладеть небольшой частью стены, и Каллимах бежал морем, но перед этим поджег город. Вслед за этим легионеры бросились грабить и довершили трагедию, уничтожив город. Создать положительный образ не удалось, и у защитников Синопы, Гераклеи и Амасии не должно было появиться желания сдаться.

В Гераклее защищались горожане и понтийские наемники во главе с Коннакориком. Первый штурм оказался для римлян неудачным, и Котта решил блокировать город. С этого момента защитники города могли рассчитывать только на подвоз продовольствия по морю. Дважды гераклейцы получали пропитание из Херсонеса и Феодосии (Memn. XLVII, XLIX). Римляне в свою очередь предприняли еще несколько попыток штурма, которые оказались неудачными: им не удалось разрушить городские укрепления, более того, римский таран сломался. В результате Котта растерялся и «испугался, что ему никогда не удастся взять город» (Memn. XLIX).

Ситуация изменилась после появления в Понте Эвксинском римской эскадры. «Триарий, командовавший римским флотом, напал из Никомедии на понтийские триеры, которые, как указывалось выше, были посланы на Крит и в Иберию. Зная, что остальные ушли в Понт, он нападает на них, завязывает битву у Тенедоса. У него было семьдесят триер, в то время как понтийцы привели немного меньше восьмидесяти» (Memn. XLVIII). Как можно понять, значительная часть их была в плохом состянии («пришли в негодность и из-за зимы, и, отчасти, из-за морских сражений»), и это обеспечило римлянам успех. В тяжелом бою Триарию удалось уничтожить понтийские корабли. На следующий год, в 71 г. до н. э., в Черное море вошел флот Триария, у римлян появились реальные шансы на успех. Численность эскадры Триария была невелика – 23 римских и 20 союзных родосских кораблей. Годом раньше в бою у острова Тенедос у него было 70 кораблей, но, во-первых, бой с 80 понтийским кораблями не мог пройти без потерь, а, во-вторых, часть союзных кораблей, видимо, отпустили. Защитники Гераклеи имели 30 кораблей. Какое-то количество кораблей было в Синопе – по крайней мере синопским триерам удалось разгромить римскую эскадру из 15 триер, наконец, была, видимо, эскадра и на Боспоре у Махара (Арр. Mithr. 102). В целом, если мы предположим, что у Митридата в начале войны действительно было около 400 кораблей и суммириуем потери[163], то