Слишком близко к тебе - Ана Сакру

приятельские отношения в мои планы не входит. Тем более не факт, что мы еще хоть пару раз увидимся. Наоборот морально я готов к тому, что когда все закончится, они всей толпой меня заочно возненавидят. Если Малина рискнет рассказать конечно, что далеко не факт.

Часики тикают, ее день рождения, на который мы договорились с Чижовым, уже на следующей неделе. Ванька ржет и говорит, что поймет, если я сольюсь. Предлагает отдать мяч сразу под ухмылки наших друзей. Намекает что я влип по самую макушку и полный идиот, что это отрицаю.

Говорит это каждый раз, когда видит, как подвожу Малька утром в универ и забираю после пар. Каждый раз, когда мы пересекаемся с ней в коридоре и она мне смущенно и так искренне улыбается. Когда вместе оказываемся в столовке и я подсаживаюсь к ней на глазах у всего своего курса, или сталкиваемся у автомата с кофе, и я беру ей ее гребаный любимый амаретто.

Да-а-а, я такой галантный с ней, что уже тошнит самого.

И по ореховым, светящимся влюбленностью глазам Малька прекрасно вижу, что уже могу выиграть в любую секунду.

Но ведь тогда игра закончится и придется вскрываться. И все рухнет, а мне пока кайфово и так. Я не тороплюсь.

Только очень хочется уже урвать чуть больше. Например ее поцеловать. Но страшно, что не сдержусь, а сама Малина легко позволит зайти дальше. Не знаю, почему я в этом так уверен. Просто чувствую и все. Она слишком бесхитростная и неопытная, чтобы долго мурыжить и меня, и себя сомнениями. Слишком романтичная с этой своей гитарой и стихами. И в то же время абсолютно лишенная надуманной скромности и манеры набивать себе цену. Если ее понесет, то понесет. Как и меня. Меня на самом деле давно уже несет....

– Приве-е-ет! – дружно тянут ее друзья, и Малек кидается со всеми целоваться, после чего показывает рукой на меня.

– Ребят, это Эмиль, сын Назара Егоровича, – говоря это, кажется тайком, аккуратно подмигивает им, мол, я про него рассказывала, а затем, улыбаясь, обращается ко мне, – Эмиль, это Юра, Оля, Света, Марат…

Киваю девчонкам, откровенно меня разглядывающим, и коротко пожимаю руки парням. Все суетятся, теснясь, чтобы освободить нам с Малинкой место.

Поначалу нас хотят раскидать по разным лавкам, но я против. Молча сажусь с Мальком рядом, как бы между прочим выдавливая то ли Марата, то ли Рената с лавки. Он, кашлянув и кинув на меня хмурый взгляд, пересаживается, а я впечатываюсь всей левой стороной тела в своего Малька.

И пусть мы в колхозной забитой электричке и вместе на глазах у всех, но мне горячо.

У Малинки глаза одурманено вспыхивают, зубки впиваются в нижнюю губу, а ладони исчезают между плотно сжатых ног, так заманчиво обтянутых спортивными легинсами.

Ерзает на сиденье, но двигаться ей некуда. Тихонько вздыхает, розовея.

Ей точно тоже жарко от нашего соседства.

Бл… У меня вообще так кровь разгоняется, что сползаю по лавке ниже, думая, что лишь бы не встал. Ребята вокруг шумят, болтают, смеются. Малинка быстро втягивается в разговор, выдавая голосом и не сходящей с губ нервной улыбкой свое перевозбуждение, а я просто туплю, лениво наблюдая за ними и думая, что не так уж и плохо на самом деле. Жаль только, что сразу после тренировки – надеюсь у них в планах не пятьдесят километров по пересеченной местности навернуть, я ведь тогда завтра не встану, меня и без них Боря сегодня загонял.

Юрка, про которого я раньше думал, что он Малинкин парень, расчехляет гитару и тихо, чтобы не драконить других пассажиров, играет перебором, а девчонки рядом с ним начинают частушки напевать. Ребята ржут. Их настрой оказывается удивительно заразен, настроение постепенно ползет вверх и я даже начинаю улыбаться со всеми, а потом и вникать в разговоры. Да и разве может быть иначе, когда так близко красивая, нежная девочка. Тесно прижимается, манит рассеянной, нежной улыбкой, учащенно дышит и вообще…

Особенно хорошо становится, когда на очередной станции в вагон вваливается целая толпа престарелых дачниц. Кто-то из парней встает, уступая место, кто-то сажает соседку к себе на колени, освобождая часть лавки. И я, не растерявшись, тоже делаю это. Подхватываю не успевшую даже ойкнуть Малину и устраиваю на своих бёдрах.

Она покачнувшись на автомате обвивает рукой мою шею. Зачарованно смотрит сверху- вниз, порхая ресницами. Ягодное теплое дыхание касается моего лица. Поймав ее взгляд, не выдерживаю и прижимаюсь носом к бешено бьющейся венке на тонкой шее. Рваной вдох, и Малина отворачивается от меня к ребятам, чуть отстраняясь.

Продолжает беседу, как ни в чем не бывало, а взгляд дезориентированный и пальчики ласково, едва ощутимо рисуют сзади по моему плечу.

Коротит. Отворачиваюсь к окну, будто в этих бесконечных лесах и поселках, мелькающих за стеклом, есть для меня хоть что-то интересное.

А сам жадно ловлю узор касаний кончиков женских пальцев, вдыхаю пьянящий запах волос и кожи и плавлюсь от ощущения приятной тяжести Малинки на моих коленях. Хочется ее бёдра стиснуть, притянуть крепче к себе. Да много чего еще дико хочется…

Но пока это все происходит лишь в моем воображении, накапливаясь и отравляя до предела. Никогда не думал, что мне будет так в кайф – просто ждать. И что одновременно я буду сам оттягивать этот момент.

30. Эмиль

Выходим на предпоследней остановке в какой-то дичайшей глуши, где нет абсолютно ничего, кроме облупившейся бетонной платформы и смешанного леса стеной по обе стороны от убегающих за горизонт рельс.

Красное солнце клонится к закату, цепляясь за маковки сосен – того гляди, совсем закатится. Время уже вечернее. Скоро начнет темнеть, потому смотрю на парней, первыми стартовавших в сторону леса, с глубоким подозрением.

Какое-то конское развлечение…И что там делать на великах, во тьме?!

– А мы вообще куда? – интересуюсь у Малины, натягивающей велоперчатки.

– Тебя только сейчас этот вопрос заинтересовал? – хитро улыбается, сбрасывая с плеч свой рюкзак.

Открывает его и достаёт спрей от комаров и другой кусачей живности.

– Давай обрызгаю, а потом ты меня.

– А от медведей нет? – с сомнением кошусь на чащу, в которую предстоит заехать.

Малинка смеется. Легко и переливчато, словно звенит нежный колокольчик. Невольно подвисаю в моменте, любуясь ее мимикой. Она у нее такая живая.

– Оу, Караев, да ты трус! – цокает Малек языком.

– У меня слишком блестящие перспективы, чтобы так бездарно самоубиться, – возражаю я.

– Ахах, ну да. Ты же у нас папина