Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2019 - Коллектив авторов

* *

свет сгустился в снег эпилогом лета

летит в нас а вздох улетает к небу

мёртвый лист в снегу последняя кроха

воспоминаний

* * *

куст белых хризантем живой не вянет

вспугнёшь в себе строку коль зима скажешь

пускай светит ей снежинка напишешь

она растает

«у каждого смысла есть…»

у каждого смысла есть

своя звуковая поза

он скажет ей скоро осень

она промолчит в ответ

ещё телам угрожают

совсем молодые осы

а старая память жалит

тело прожитых лет

остыл как любое слово

из шёпота боли взгляда

и в нём как в теплице осы

свили гнездо года

останусь с тобой до стужи

до самого снегопада

а дольше не надо

разве

это не навсегда

о снегопад о стужа

как в зеркале мы хранимы

зимним прощай

стерильным и ледяным

смотри

ведь это уже не осы

а белые херувимы

уносят наш мир

ты память

скорей навсегда

сотри

Конец зимы. Рассвет

Рассвет спустился в сад и разглядел

гнилые зубы мартовской земли,

седые брови старых грустных яблонь…

«Мне снова не леталось в облаках, —

рассвет подумал, – ниже чем – тем тоньше

невидимая нить, что отделяет

реальность от надежды, жизнь от смерти».

Он видел умирающую плоть,

еще живущую своим воспоминаньем

о зимнем счастье – белоснежной правде,

о цепкой хватке воздуха ночного,

он видел обреченность и живучесть,

он видел старость, чувствовал ее

степенность, расторопную походку,

в которой было: «Я не верю в тленье»,

и осторожное движенье вниз, туда,

где леса тень дарила не свободу

и не надежду… – несколько минут

не то чтоб сладких – попросту – последних,

дарила просто жизнь как забытье,

жизнь не как притчу, а как избавленье

от всех сюжетов. Медлил наступить

и раздавить последнее – не время,

ведь не было его уже, а то,

что оказалось спрятанным за стрекот,

за песнь часов, неслышную уже,

за вечное, казалось бы, убранство

его в дрянную пошлую цифирь.

Не то чтобы рассвет вдруг понял, что

он вестник смерти, – нет, он взгляд лучил

внимательный, сочувственный и добрый,

и съеживалась старая зима

почти с готовностью принять иное

и не сердясь на молодой рассвет,

на монотонность наступленья смерти,

и длила, не сердясь, еще мгновенье,

точней – себя, еще точнее – тень,

и все пыталась разыскать в себе

зачем-то, просто так – остатки страха,

в глаза рассвету глядя и не веря,

не веря, нет, – в пустое слово «тленье».

«Вот почти старость. Утро…»

   Вот почти старость. Утро.

   Конец весны. Воскресенье.

   Всходит светило, чтобы

   Огнем мой пожар залить.

   Только ведь нет пожара —

   Не вымолчалось мгновенье

   Из распухшего смыслом

   Громкого слова «жить».

Самая странная ночь

   Самая странная ночь на свете —

   первая ночь после похорон.

   Умер, но ещё не смирился с этим.

   Наконец понимаешь, что был рождён.

Жизнь ещё рядом – хочешь потрогать?

Шумит деревьями, не уходит прочь.

За что наказан? За что так строго? —

Оставили мне только эту ночь.

Холодно. И безнадёжно. Горько.

Бессонница. Уже завтра?

Поутру

подумать осталось: «Подумать только,

я больше уже никогда не умру…»

Взгляд собачьих глаз

собачьи взгляды это песни без слов

когда птицы роняют свои флейты и скрипки в осень

и их мелодии тонут в ней дна касаются и затихают

остаются только песни собачьих взглядов

собачьи взгляды это лучи по которым стекая

в мир возвращаются доброта и доверие

когда испачканные щупальцами слов планов и дел

сочатся в небытие дни

только тонкий свет остается собачьих взглядов

и рассеивается добротой и доверием

мы смотрим назад и заглянуть не можем

за черный горизонт рождения

мы смотрим вперед и заглянуть не можем

за черный горизонт смерти

страх капает тяжелыми каплями

и корчится от боли время

собаки смотрят вглубь жизни

и видят как просвечивает через нее вечность

и делятся вечностью с нами

взглядами своих глаз

Венеция. Рассвет. Отражения

Надежде

Смотри, какая внизу картинка:

в ней мы и небо. И больше нет ни

людей, ни тел и ни поединка

луны и солнца. Мир – это сплетня

о жизни – смерти. А мы – прозрачны.

Сквозь нас плывут облака, влекомы

волной беззвучной, а это значит:

мы – настоящи, мы – невесомы.

О, как мы долго себя искали,

сквозь твердь пройдя,

ту, что дни и ночи.

Смотри – нашлись!

и не расплескали

ни красок неба,

ни звездных строчек.

А время нами течет и дышит,

и, ветром вырвавшись на свободу,

плеск двух сердец

и двух жизней слышит.

И пьет рассвета живую воду.

«Бабочки живут очень недолго…»

Мой друг, так умирают мотыльки…

(Борис Рыжий)

Бабочки живут очень недолго.

И вот представь —

одной из них досталось тепло и солнце,

а ближе к вечеру

солнечные зайчики проводили её в небытие.

А другая жила в грозовой день,

и дорогу в смерть ей освещали зарницы и молнии.

Третья же родилась вечером