Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

В 1938 году в западных районах Украины стали массово болеть лошади. НКВД раскрыл шайку «вредителей», которые якобы травили советских жеребцов «по приказу польско-немецкой разведки». Особенно досталось харьковским животноводам из Института научной и практической ветеринарии Наркомзема УССР. Харьков был легкой мишенью, так как в конце 1920-х его институт уже обвиняли в подготовке «бактериальной войны — заражении водоемов, колодцев и продуктов питания патогенными для человека микробами с целью распространения среди населения эпидемических заболеваний»[116].

Зная сельское хозяйство, Никита Сергеевич сомневался в версии вредительства — лошади могли болеть и от плохих кормов — и поэтому создал две республиканские комиссии. Они подтвердили, что проблема была в плесневом грибке, попавшем в корм. Дело «вредителей» приостановили, но НКВД уже доложил о «вскрытии и ликвидации антисоветской правотроцкистской террористически-вредительской организации в Украине», и сотрудники были арестованы и расстреляны.

Хрущев попытался вмешаться. От Ивана Фирсова, партийного директора харьковского института, требовали, чтобы он сознался в злонамеренном умерщвлении скота. После допроса в здании НКВД нарком внутренних дел Успенский привел Фирсова в большой кабинет и представил «товарищу Хрущеву». Вождь украинских большевиков расспрашивал, понимающе кивал. Фирсов взахлеб все ему рассказал, и про избиения, и что невиновен. Когда нарком вежливо выводил обнадеженного заключенного из кабинета, тот решил, что его кошмар закончился. Но нет; Фирсова вернули в Харьков и расстреляли. Хрущев не смог его защитить. Он вспоминал: «Успенский развил кипучую деятельность» (его истребительную активность в конце 1938-го все же пытались сократить, он бежал и прятался, пока его не обнаружили на Урале и не уничтожили как «сообщника» Ежова). После смерти Сталина выяснилось, что чекист «завалил ЦК докладными записками о „врагах народа“»[117]. Хрущев добавлял с тоской: «Сколько председателей колхозов, животноводов, агрономов, зоотехников, ученых сложили головы как „польско-немецкие агенты“»[118], но, будучи сверхпреданным солдатом Сталина, он редко противился кремлевской воле.

Где он не боялся экспериментировать, так это в сельском хозяйстве, продвигая посевы кукурузы как дешевого и обильного корма для скота. Еще никто и не думал, что через два десятилетия она станет «царицей полей».

Н. П. Кухарчук с Ю. Л. Хрущевой и автором

Жуковка, 1980

Фотограф Б. И. Жутовский

[Семейный архив автора]

В конце 1970-х — начале 1980-х прабабушка жила в Жуковке — «вдовьей деревне» для бывших партработников — и во время моих приездов много рассказывала про те украинские годы. Разговаривая, она никогда не сидела без дела: или разливала чай, или что-то подшивала, или вырезала из газет и журналов понравившиеся ей статьи и всякие полезные сведения, которые рассылала родным и друзьям. (У нас дома осталось много таких вырезок.) В простом ситцевом платье и темной шерстяной кофте, наброшенной на плечи для тепла — к старости она так мерзла, что иногда даже дома ходила в пальто, — она ловко орудовала ножницами и как раз наткнулась на заметку о «квадратно-гнездовом способе посевов».

Она вспомнила, как «для управления сельским хозяйством прадедушка вдруг увлекся инженерией, то есть увлекался всегда, но теперь ему, начальнику, никто не смел перечить». Разъезжая по полям и хранилищам, Никита Сергеевич вступил в борьбу с жуками-долгоносиками. «Их собирали руками, а он сконструировал какой-то очистительный аппарат. Инженеров привлек; они даже сказали, что работает, — вспоминала Нина Петровна. — Потом придумал „гребешок“, чтобы поднимать стебли после дождя. Опять нарисовал инженерам эскизы. Не помню, что из этого вышло».

Тогда он вовсю продвигал малоизвестный еще квадратно-гнездовой метод посадок — несколько семян кидали в лунки по углам квадрата. Позже тот приобрел широкую, и часто печальную, славу в СССР, но пока изобретательный Хрущев объяснял, как этот способ экономит посевной материал, создает условия для механизированной обработки посадочных рядов и облегчает борьбу с сорняками, целиком ликвидирует ручной труд.

«Техника была настоящим призванием прадедушки, но, чтобы делать хорошо, надо было опять учиться, а его партийная карьера зашла слишком далеко», — сказала прабабушка. Она, казалось, жалеет, что он не стал инженером, жалеет даже о своей жизни в Кремле.

Через год перед эмиссаром Кремля встал новый вызов: поглощение республикой польских районов Западной Украины. Секретные протоколы договора о ненападении между Германией и Советским Союзом 1939 года (пакт Молотова — Риббентропа) согласовали, помимо прочего, и раздел Польши по рекам Нарев, Висла и Сан, названный потом «линией Молотова». Узнав о пакте, Хрущев счел его необходимым шагом в противостоянии СССР с западными странами, не признающими советские интересы.

Опасаясь войны с Германией, Сталин надеялся, что так она пройдет стороной по Европе или хотя бы начнется не сразу. Пока Гитлер будет бороться с Западом, Москва успеет усилить вооружение и укрепить свои позиции.

Вскоре после заключения пакта 1 сентября немцы вошли в Польшу. Франция и Англия объявили войну Гитлеру 3 сентября, а к концу месяца Красная армия двинулись в Восточную Польшу для «освобождения и защиты» проживающих там украинцев и белорусов от «нацистского гнета». Выполнение этой задачи легло на местные партийные комитеты и организации, а главное на Хрущева.

Советские отчеты о радушном приеме воинов Красной армии украинским и белорусским населением были сильно преувеличены, но жители все же воспринимали это вторжение с осторожным оптимизмом[119]. Русская оккупация, обещавшая «фабрики рабочим и землю крестьянам», казалась лучше эксплуататорской польской, установившейся после советско-польской войны 1920 года.

Н. П. Кухарчук, Р. Н. Аджубей, Е. Н. Хрущева в Киеве перед началом войны

[Семейный архив автора]

Тогда же прадедушка организовал для Нины Петровны поездку в родное село Васильев, чтобы она забрала своих родителей в Киев. Васильев был под контролем Красной армии, но к западу от «линии Молотова» и должен был отойти к немцам. Прабабушка вспоминала, как ее чуть не арестовала новообразованная советская администрация села, которая не могла поверить, что их передадут Германии сразу же после присоединения к СССР. Она рассказывала, что для более легкого проезда через заставы помощник Хрущева Бурмистенко посоветовал ей надеть форму советских войск. В Васильеве ее поэтому приняли за лазутчика — ее местный диалект показался охранникам подозрительно «родным». Позвонили Хрущеву, он подтвердил, что это его жена, уроженка Западной Украины. Но когда узнал, что эвакуация родителей прошла со «злоупотреблением формой», он очень рассердился и на прабабушку, и на помощника. «Долго возмущался моей безответственностью. Но семья на первом месте, особенно во время войны», — вздыхала прабабушка, обычно не признававшая блата.

В Киеве в распоряжении первого секретаря был большой желтый особняк на Левашовской улице, 12. Французские шторы