От стен великой столицы до великой стены - Вячеслав Семенович Кузнецов

причине, — пришли на ум чьи-то слова, — что пищу грубую едят и тело мажут жиром. Да, войска хватает, — Вой Чжунсяиь вернулся к прежней мысли. — Загвоздка вся — кому теперь его возглавить? Вновь речь пошла о Сюнь Тинби. Спасение только в нем. Иных, пожалуй, мнений нет. Но этот Сюнь, — скривился Вэй, — мой давний недруг. Известны мне его слова: «Всевластие скопцов — причина бед Срединной». Ну, может, и не так сказал он, но смысл его речей — в том. А делать нечего — из безвестности придется Сюня снова извлекать. Ладно, пусть к войску едет Сюнь опять. Для равновесия Ж, — осклабился Вэй, забросив в рот Жужуб, — отправим… Ван Хуанчжэна. Коли управится с Нурхаци Сюнь, то не один, а с нашим человеком. То-то притихнут все тогда».

Рот утерев тыльной стороной ладони, Вэй прошествовал к столу, где были расставлены принадлежности для письма. Не зная грамоты, однако Вэй пристрастие особое питал к ним. И очень любил, выслушивая доносы, располагаться у письменного стола. Вэй и сейчас, поджидая прихода с вестями, бегло окинул взглядом стол: все вроде на месте. Тушь, бумага, кисти. Без них ученому никак. Из них, однако, Вэй особо выделял вместилище для туши. Кисть — что? Шерсть дикого зверька, и то еще с какого места… Ведь кисть, известно, из хвоста. Предназначение же его какое? Отверстие срамное закрывать. Бумага тоже — что? Отходы разные, которые, считай, что мусор. Иное Д6Л0– тушь. Она— сок дерева, почти что кровь его. И обращение тонкое ей нужно. Вместилище потребно особое опять же для нее. Тушечницы разные, известно, есть. Толк знал в них знакомец новый, цзиньши Е. Какая и откуда, мог без ошибки указать. И просвещал всемерно всесильного временщика. Вот эта, например, луянь. Происхождением — из Шаньдуна. Известны были очень во времена правления Тан и Сун. Хвалили их такие мастера письма, как знаменитый Оуян Сю, Ли Гунцюэнь, Су Ши опять же. Но время шло, менялись вкусы. Четыре вида туШСЧНИЦ стали всего Известней— «Лунвэйянь», «дуаньян», «таохэянь» и «чэиниянь». Из них Е особо выделял лунвэйянь. Все, что с драконом было связано, особо чтил почтенный Е Шиин. Ведь не случайно драконы украшали одеяния Сына Неба. А что до Лунвэйянь, то, разъяснял Е другу почтенному Чжунсяню, названием своим такие тушечницы обязаны камню «лунвэй». Он добывался на Лунвэйшань, на горе «Драконов хвост».

У самого же Е любимая тушечница была в виде прудка, в котором ближе к краю буйвол залег. Он для него служил примером покорности (тоже в грязи купался) и долготерпения. У каждого удел свой, не раз говаривал для собственного утешения Е, предопределенный свыше. И потому безропотно все делай, что велят. А недовольство выражать открыто проку нет. Вот буйвола хотя того же взять. Ведь сколько ни реви он, а фениксом не станет. Травы охапку лишнюю хозяин даст только тогда, когда доволен будет. У каждого, считай, хозяин есть. Будешь почтителен во всем к нему и рвение являть наглядно, тогда и он не обойдет слугу своим вниманием. И потому старался цзиньши Е всемерно потрафлять невежде Вэй Чжунсяню.

* * *

Из камня тесан плоский камень. На нем четыре знака: «Небо создало море, горы». А руки подвластных Хуанди безвестных сотен тысяч обитателей Срединной воздвигли «Стену длиною десять тысяч ли». И столько же, гласит предание, прошла крестьянка Мэн Цзяннюй, чтоб мужа повидать, которого угнали строить Великую стену. Цзяннюй в живых супруга не застала: он умер от непосильного труда. Рыдала сильно так вдова, что от ее стенаний будто бы обвалилась часть Великой стены. И в память о безутешной Мэн, которой скорбь скорбью была многих тысяч вдов, сирот, люди потом воздвигли храм Мэн Цзяннюй.

В 14-м году правления минского Хун У в эти места послали воеводою Сюйда. Стараниями его у восточной оконечности Великой стены был город выстроен. Название дал ему Сюйда — «Застава гор и рек», Шаньхайгуань. У основания ее встал тот самый камень с письменами.

Почуяв силу за собой, первые правители из молодого еще дома Мин продвинули свои границы за Ваньличанчэн, и стала та второю линией прикрытия. А впереди Шаньхайгуани, на землях дикарей, поднялась крепость Гуаннин. Сейчас хозяином сидит в ней Ван Хуачжэн. По званию он ляоский сюньфу, но ему подвластна лишь земля, что к западу от реки Ляо. Прежде и та, что к востоку от нее, ляоским сюньфу подчинялась. Но там Сейчас хозяином Нурхаци.

И все равно Ван Хуачжэн — величина. По положению своему. Ответственность на нем лежит большая тоже — сдержать движение орд Нурхаци и вспять их обратить.

Сам Ван не заявлял, что хочет стать спасителем Срединной. Об этом позаботились его доброжелатели — скопцы, вершители судеб империи. Они прижали было языки, когда заняться военными делами на северо-востоке опять был призван Сюнь Тинби. Не по душе такое назначение евнухам пришлось, однако же открыто выступать не стали: «Ужо посмотрим, как и что, а чуть-чего — башкой своей заплатишь». И Сюню в противовес добились назначения Вана сюньфу Ляо.

* * *

— К тебе я, государь, — поклоны положив, распрямился Дахай.

— Чего опять задумал? Говори.

Потрогав голову, то место, откуда шла коса, Дахай вздохнул: «Владения твои расширились, о, государь. Народу стало больше, нежели прежде. И роду-племени он разный. И это хорошо. А плохо то, что грамота родная наша далеко не всем ведома. Таких, которые писать, читать способны, совсем немного. И если б только речь шла об иргень, а то ведь и среди таких, кто должности и чин имеет, сыскать можно немало, которые не ведают грамоты. Вот на словах скажи — поймут. А дай написанное — не разумеют.

— Ведь, как мне помнится, я повелел, чтоб нашим маньчжурским письмом владели все живущие в моих владениях.

— То верно. Но на поверку вышло, — не обессудь за дерзость, государь, — указа было мало объявить. Тут надо, видно, сделать так: вменить в обязанность всем, кто в грамоте силен, чтобы других учили.

— Ну, тем, кто в возрасте, кто занят на службе, пожалуй, это будет несподручно. Верней всего — учить надо грамоте отроков досужих.

— Да, видно, так.

— И время самое сейчас пристало. Лето кончается. Хлеб убран. В лесах уж тоже собирать особо нечего. Тем паче дождей-то было мало. От сухости в. лесу скудно. Чем праздно время проводить в пустых забавах, пусть лучше отроки учат грамоту. Давай, пиши указ. Я буду говорить, а ты пиши. Потом проверю сам еще, что получилось.

«Чжунтуй, Бобучи, Сахалянь, Убатай, Ясингэ, Кобэй,