От стен великой столицы до великой стены - Вячеслав Семенович Кузнецов

— Суждения ваши справедливы, — начал спокойно Нурхаци и тут же выкрикнул, вперед подавшись весь, — смотреть надо со всех сторон! А вы глядели так? — вопрошал, понизив голос, с явной укоризной.

Умолк, переводя дыхание, собираясь с мыслями.

— А тяготы еще придется долго нам нести, — продолжил с озабоченным видом. — Ведь Мины примирения с нами не хотят. С ними в паре правитель Чоухяньского владения. Не только пренебрег увещеванием не помогать никаньскому царю, но больше того, подбивает варкасцев от нас отмежеваться. И далеко не все монгольские старшины — наши друзья. Иные не упускают случая нам досадить, чем могут. И вот все это взяв в расчет, взглянем на местоположение Шэньяна.

Если двинемся на запад, против Минов, то, выйдя из Дурби и переправившись через Ляоулу, иметь мы будем путь прямой и близкий. На север вздумаем пойти, против монго, то пути 2–3 дня. Если на юг направимся, пойдя походом на Чоухяньское владение, то можно двигаться по цинхосской дороге. Это не все. — Нурхаци встал и постучал по стене пальцами. — В верховьях Хунехе и Суксуху можно рубить лес и по течению сплавлять, чтобы строиться. Да и дров для топки вдоволь будет. А захотел на охоту, — продолжал Нурхаци, усаживаясь на свое место, — горы близко, зверя много там. В реке всякую водяную живность тоже можно добывать. Словом, столице быть в Шэньяне.

* * *

— Видать, придется мне покинуть столицу и место безопаснее сыскать, — подумал Кванхэ-гун, быстрыми шагами выйдя из помещения, где евнух по особым поручениям только что ознакомил с важнейшими делами, что ждали решения вана. Он шаг прибавил, но дела, которые изложил евнух, не остались в стенах оставленного помещения, а были с ним. И разговор, что состоялся, продолжался и сейчас: одутловатое лицо скопца стояло перед глазами и тонкий голос звучал в ушах.

— И по сей день желающих занять место чэсана не сыскалось, — уведомил евнух. — Видать, считают, что за эту должность нужно слишком много заплатить{96}.

— Быть чэсаном — большая честь, — высокомерно отозвался Кванхэ-гун, так дав понять, что уступать в цене не станет. — Давай дальше.

— В столице неспокойно, — осторожно начал евнух. — Людишки в тревоге пребывают. Тому причиной Ногаджок…

При упоминании этого имени вана всего передернуло. Евнух с опаской уставился на вана.

— Продолжай.

Судорожно переведя дыхание, евнух скороговоркой произнес: «То было б ничего еще, если б болтала только чернь. Но вот о том пишут правитель Ыйчжу и военачальник Высокой страны Мао Вэньлун».

Ван слушал настороженно, и раздражение в себе он еле подавлял. Ему казалось, что евнух читает слишком медленно. «А если понукнуть его, — успокаивал себя Кванхэ-гун, — то оторопь возьмет иль заикаться еще станет».

«В наши пределы, — сообщал правитель Ыйчжу, — ища спасения от Ногаджока, пришло множество ханин. Немало их пробралось на острова Оккан и Инсан, что в устье Амноккана. Молю Вас, государь, послать мне войско на подмогу, поскольку опасаюсь, что вторгнутся в пределы наши люди Ногаджока и мне их нечем будет удержать»{97}.

А Мао Вэньлун — тот не просил, но прямо требовал, как будто ван был подчиненный, прислать войска, чтоб орды дикие сдержать. «Какой-то там служивый минского государя, от страху, видно, обнаглев, посмел мне, вану, писать предерзко. Укрылся на моей земле, — досадливо скривился ван, — и навлекает беды на меня… А будет ли помощь мне самому от Сына Неба?»

Ван тут поднялся с места и оставил евнуха с его бумагами, Незаметно для самого себя оказавшись в дворцовом саду, Кванхэ-гун вздохнул свободно. Остро почувствовал свежесть листвы, травы, оставшуюся на них влагу тумана. Кванхэ-гун жадно втянул ноздрями воздух, силясь уловить какую-то нужную мысль и облегченно вздохнул: «Видать, всего надежнее будет мне прибежище сыскать на острове Кванхадо, если придется вдруг Сеул оставить…» И словно почувствовав за спиной чей-то тяжелый взгляд, Кванхэ-гун быстро оглянулся назад. Там безмолвно высилась темно-красная громада дворца Ындэ-конджон: «А как же он?»

* * *

Вкуса не чувствуя, словно то камень был, Вэй Чжун-сянь сосал жужуб. Выплюнув косточку на ковер, устилавший пол, тянул, не глядя, руку к нефритовой чаше. Всей пятерней запихивал в рот очередной плод. От обжорства Вэй страдал запорами. Испробовал немало снадобий, а все без пользы. Оно куда б еще ни шло, но чувствовал себя неважно Вэй. Сосредоточиться порой в мыслях не мог, что предпринять еще, чтоб власть его незыблема осталась. Прознав, что от недуга Вэй все не избавится никак, кто-то из приближенных дал еще такой совет: «Попробовать надо жужуб. В таких делах полезен он, как говорит приобретающий теперь известность Ма Иньчу».

«Что слаще власти может быть? — тут мысль пришла вдруг в голову, едва Вэй заглотил мякоть жужуба. — Нет ничего, пожалуй, — глубокомысленно изрек, немного поразмыслив. — Ведь это в честь меня еще при жизни возводят храмы. И почести мне должно отдавать, как Кун-цзы самому.

Хоть власть сладка, — вздохнул Вэй, — а привкус горький «се же есть. И знать дает себя он постоянно. Желающих занять место мое немало есть еще. Изведено их сколько было? Им несть числа. И средства разные шли в ход. Кто получал для подкрепления сил пилюлю красную — и больше не вставал уже. Иные по обвинению в оскорблении государя забиты были палками. Других, которых не удалось отправить на тот свет, из столицы спровадили подальше. А все ж мои враги — как сорная трава. Сколько не рви ее, хоть руки в кровь сотри, она, однако, лезет.

И тут еще помог врагам моим этот проклятый дацзы Нурхаци. На Ляодуне он теперь хозяин. Ржут лошади его в Шэньяне, Ляояне. Толпы бегут с окраинных земель, как стаи крыс. В смятение пришел народ в столице. В торговых рядах, на площадях, в присутственных местах одни лишь разговоры: «Мы Ляодун не удержали», «Великая стена нас, видно, тоже не укроет от Нурхаци», «Того гляди — объявится и тут», «А кто виновен в том, что Поднебесная в беде?» — «Понятно, скопцы. Они всем заправляют во дворце».

Враг внешний подбирался к Великой стене. Не отгони его — объявится в Пекине. Так прежде было уж. А если так, — смачно сплюнул Вэй, — то мне тогда не Удержаться. И государь прозреет вмиг, когда придется с мастерской в Пекине расставаться. Со всех сторон набросятся опять же давние недоброжелатели мои и те, кто пыль сдувал с туфлей моих вчера.

Войска довольно, вроде говорят, чтобы развеять орды вонючих дацзы. Смердят они по той