Машина смерти - Джин Мастейн

он только строился и жить в нем было значительно дороже. Канарсийцы чувствовали себя отрезанными от мира; их наспех построенный район начинал разваливаться на глазах. Хотя большинство домов были построены на бетонном фундаменте, опиравшемся на скальные образования ниже пористого поверхностного слоя почвы, бульвары и улицы не имели под собой такой опоры и довольно скоро начали вспучиваться и проседать – а ремонтировать их никто не спешил, – так что Канарси, при всей своей новизне, уже казался весьма потрепанным.

Строительный бум выявил уникальность Канарси и в другом отношении. Его свалки и болота были идеальными местами для того, чтобы избавляться от трупов. Пока велась активная застройка, на стройплощадках раз за разом обнаруживалось такое количество человеческих останков, что новости об этом довольно быстро стали обыденными.

Кроме того, Канарси был своеобразным могильником для старых автомобилей. Целые кварталы были отданы сборщикам металлолома и компаниям по переработке утиля, привлеченным относительно низкой стоимостью коммерческой недвижимости. В Канарси и, в меньшей степени, во Флэтлендсе, основные улицы были напичканы коммерческими учреждениями по удовлетворению любых автомобильных потребностей: установка трансмиссии, тормозов и выхлопных труб; переборка двигателя; покраска кузова и обивка салона; имелись также мастерские, обслуживавшие любые автомобили – как иностранного, так и отечественного производства.

В начале 1970-х годов развитую культуру автомобильного потребления начало лихорадить. Из-за инфляции цена даже обычной новой машины поднялась на несколько сотен долларов, создав тем самым на черном рынке дополнительный спрос на угнанные авто, удовлетворить который нашлась масса охотников. Краденая машина с поддельными документами или перебитым номером приносила невиданную прибыль, особенно учитывая, что украсть ее не стоило ничего.

Экономика той поры в сочетании с особенностями индустрии автосервиса послужили катализатором для появления еще одного черного рынка – в сфере замены дверей, кузовов, бамперов, багажников и радиаторных решеток. Цены, которые заламывали дистрибьюторы за такие запчасти, росли быстрее, чем цены на новые машины. К 1974 году автомобиль стоимостью 10 тысяч долларов стоил уже 20 тысяч, будучи разобранным на запчасти. Этот парадокс, как и выросшие за четыре года на 240 % зарплаты профсоюзных работников автомастерских, превратили мелкое ДТП в весьма дорогое удовольствие. В попытках держать прежние цены некоторые страховые компании вынуждали автомастерские закупать бывшие в употреблении запчасти – а некоторые мастерские по той же причине начали закупать запчасти у нелегальных поставщиков, не задавая лишних вопросов.

Так называемые авторазборки вырастали повсеместно. В гаражах и автомастерских, от Канарси и до Флэтлендса, люди с ацетиленовыми горелками превращали угнанные машины в ценные груды запчастей. Разница между новыми и бывшими в употреблении запчастями была существенной. Передний обвес – решетка радиатора, фары и бампер – мог стоить восемьсот долларов у дистрибьютора и двести – на разборке.

Угон автомобилей стал самой развитой сферой нелегального бизнеса в Нью-Йорке и по всей стране. Помимо того, что угонщиков манили высокие прибыли и низкие риски, для совершения подобного преступления не нужно было особо мучиться угрызениями совести, а необходимые умения легко приобретались в автомастерской или на заправочной станции. Плотная жилая застройка Нью-Йорка тоже играла на руку автомобильным ворам: у многих водителей не было своих гаражей, и машины, оставленные на улице или во дворе, оказывались легкой добычей. Способствовала преступной деятельности и низкий уровень работы надзорных органов: с увольнением нескольких тысяч полицейских система уголовного правосудия сосредоточилась на более существенных, насильственных преступлениях. Когда же задерживали угонщика, прокуроры и судьи обычно старались заключить сделку со следствием и не доводить дело до суда, чтобы не создавать затор в потоке более сложных случаев.

В 1974 году в городе было угнано 77 тысяч машин – рекордное количество, восемь процентов от общего числа угнанных машин по всей стране. Десятки из них были на счету молодых людей, которых собрал вокруг себя Рой Демео, – в основном бывших учащихся, отчисленных из средних школ Канарси. Главным участником этой группы и самым приближенным к Рою был Крис Розенберг.

Крис, ростом пять футов пять дюймов[56], был готов выколоть глаза каждому, кто явно обратил бы на это внимание. У него было много пар туфель на платформе – и не только потому, что они были в моде в начале семидесятых, но и потому, что в них он ходил слегка вприпрыжку, будто бы приподнимаясь с каждым шагом. Несмотря на невысокий рост, он был жилистый и сильный: случалось, он нападал на превосходящих его по размеру противников свирепо и внезапно, сразу же после забалтывания их миролюбивыми речами, – уловка в стиле Роя Демео.

В 1974 году Рою было двадцать три. С прямыми каштановыми волосами до плеч, слегка обвисшими усами, в цветастых рубашках и джинсах клеш он выглядел как гитарист хэви-метал группы. Он смотрелся абсолютно на своем месте, когда разъезжал в компании девушек по манхэттенской Гринвич-Виллидж – центру притяжения городской молодежи. Однако кое-что все же выделяло его из толпы: белый «корвет» и спрятанный в нем револьвер 38-го калибра.

На самом деле его первым именем было не Крис, а Харви, но он ненавидел это имя – как и фамилию – Розенберг. Назвать его так было все равно что отпустить едкое замечание по поводу его роста. Он ненавидел свое еврейское происхождение и потому жил отдельно от родителей. Подрастая в квартале Канарси, населенном в основном итальянцами, он пришел к убеждению, что евреи – слабые и запуганные, как его отец. В юности Крис попросил друзей и членов семьи называть его именно этим именем – внятным, мужественным, которое было не в ходу в его квартале, – и опасаясь его неоднозначной реакции, ребята выполнили просьбу.

Это положительно повлияло на его самооценку, но не на темперамент. У него были постоянные проблемы в школе и дома, где мать тщетно пыталась приучить его выказывать уважение к старшим. Его родители были не из ортодоксальных евреев, но любили ездить на отдых всей семьей на еврейский курорт в Катскилл, где Крис не отличался примерным поведением и дразнил других еврейских детей. В конце концов родители сдались. Крис был старшим ребенком в семье, и ему позволили идти своим путем. Большой беды в этом не было: младший брат Криса был хорошо приспособлен к жизни, и у него были все шансы, чтобы достичь своей цели – стать врачом.

Крис был умен, если не сказать мудр, и обладал талантом организатора. Когда ему было всего тринадцать, он покупал и продавал марихуану бесконечному потоку взрослых клиентов, которых всегда было в избытке на заправочной станции. Он также был одаренным механиком и знал об автомобилях все. В шестнадцать лет на заправочной станции