Развод. Я его так любила - Анна Грин

— Вот, и я так думаю, что это какая-то ересь, что-то ненормальное, понимаешь? Вот мама сказала, что ей сразу стало плохо, она просила вызвать скорую, но мужик, ну полицейский, он, то есть вообще просто свалил и уже она когда упала в обморок, я приехала.

Что за нападение, я так и не поняла. Может быть, это он вообще ошибся квартирой, домом, я не знаю. Ну, быть такого не могло. Мама вообще никуда последнюю неделю не выходила.

Я только сглотнул: нападение, синяк на руке Ольги. Что-то мне не нравится эта история, что-то мне подсказывает, что все это веточки одного события.

— Вот, и получается, маме стало плохо. Когда я приехала, я не знала, я думала, это реально сердечный приступ, потому что она, ну, почти не дышала, она сама говорила в скорой, что у неё не получается глубоко вдохнуть. Ну то есть вообще фельдшер, он сказал, что, как бы это, вероятнее всего, сердечный приступ. А оказывается, у нас, напротив живёт сосед. Вот он то как раз зашёл и типа сказал, ну дайте нашатырь или ещё что-то. А мне фельдшер потом рассказал, что они вообще не вправе пользоваться наштырем, поэтому, как бы там одна реакция, это именно везти в больницу, но мама пришла в себя, и я не знаю, что у нас за сосед такой, который на глаз, типа, сказал, это не сердечный приступ, а потом сделали экг, и там тоже ничего фельдшер не заметил. Но вот сейчас врач говорит, что да, там есть аритмия и то есть по всем признакам, по описаниям, которые мама даёт, врач ставит кардионевроз, потому что на сердечный приступ это не тянет. Если бы это был сердечный приступ, мама бы сейчас, ну, маловероятно, что пришла в себя. А кардионевроз, он как раз распространяется и создаёт чувство, как будто бы это сердце, потому что он бьёт в лопатку, там в грудь, рука отнимается, он бьёт в поясницу, по-женски бьёт. Ну то есть на фоне лютого какого-то стресса. Вот. Но сейчас как бы все равно собирают там полный анамнез и взяли уже анализы. Вот. Но по экг вообще никаких нареканий нету. А по гинекологии ещё ничего не смотрели, но это явно не выкидыш, потому что никаких следов, ничего такого нету.

Я тяжело задышал, стараясь собрать все мысли в кучу.

— Дай я с ней поговорю.

— Пап, ну подожди, подожди. Она только успокоилась. Она только стала нормально все объяснять.

— Я понимаю. Я просто могу постоять в коридоре, приоткрой дверь, хотя бы. Ты же не хочешь, чтобы я находился рядом, потому что боишься, что ей станет ещё хуже.

Роза отвела от меня глаза и спрятала взгляд. Да, она именно этого и боялась. Она не хотела лишний раз травмировать мать.

Я вздохнул и покачал головой.

— И вообще можно как-то более достоверные данные? Давай я схожу к заведующему.

Роза глубоко вздохнула и кивнула:

— Хорошо, сходи к заведующему, может быть, я не знаю, там будет отдельная палата или ещё что-то, если вообще врачи решат, что ей нужно остаться, а если не нужно остаться, то давай поедем в нашу клинику, где мы наблюдаемся у Натальи Сергеевны.

Я кивнул, вытащил мобильник.

— Роза, — тихо позвал я, и дочь подняла на меня глаза. А мне хотелось понять, почему она себя так ведёт, и я задал закономерный вопрос. — Ты же считаешь, что это все из-за меня?

Дочь прикусила нижнюю губу, нахмурилась, потом тихо произнесла:

— Ну, не из-за меня же, папа.

Глава 28

Зоя

Я сидела, сжимала в руках бумажную салфетку, прокручивала её в пальцах. Напротив меня были глаза женщины, которая неимоверно устала и явно относилась к моему приступу как к блаже какой-то.

— И вы хотите сказать, что подозреваете сердечный приступ? — в который раз по кругу начала спрашивать меня врач, и я кивнула. — Но у вас нет сердечного приступа…

Наверное, в сотый раз она это повторила и заверила меня.

— Все ваше сердечное состояние купируется таблеточками валерьяны. Можно было бы сказать, что если это психологическая проблема, то вам нужен специалист, который назначит антидепрессанты, но вы беременны. И вот по поводу беременности да, сейчас назначим узи, какой срок.

— Уже семь недель, — тихо выдохнула я, ощущая внутри отголоски боли, которая, словно испугавшись всех этих движений, затаилась. Как гадюка под камнем.

— Ну вот, значит, так и поступим. У нас с нашей стороны с кардиологии нет никаких показаний ни к госпитализации, ни к чему. То, что у вас случилось, называется кардионевроз. Поэтому не вижу смысла вас держать в больнице.

Я увидела в проёме Виктора, и сердце опять сбойнуло, нарушило бег.

Я тяжело вздохнула, и в этот момент Роза, заметив отца, качнулась и встала, выходя из палаты, вытолкала Виктора и, закрыв дверь, о чем-то с ним стала разговаривать.

Я покачала головой, сознание было мутное, в голове путались мысли, все плясало. Я не понимала, как с таким анамнезом мне отказано ещё по факту в госпитализации, никто меня не будет класть в больницу. Но покачав головой, я согласилась на все действия врача и когда Роза, закончив разговор с Виктором, вернулась, то, вздохнув, предложила:

— Мы можем вообще уехать в нашу клинику, мам, где тебя уже проверят.

— Нет поводов проверять, — произнесла врач и медленно встала со стула. — На экг все хорошо, лёгкая аритмия, но у кого её не бывает.

— А как же обморок?

— Ну, вероятнее всего, вы перенервничали сначала обморок, потом ощущение сдавленности в груди, колющие, режущие, тянущие, без явной чёткой картины боли и уже, как следствие, сдавленность груди.

Но я не могла поверить, что я из-за какого-то обморока свалилась и оказалась в таком состоянии, мне казалось, я намного крепче.

Роза вздохнула и предложила:

— Папа здесь, можем поехать.

— Хорошо, — произнесла я дрожащим голосом, потому что не понимала, как мне контактировать с Виктором, это же его девка, там какое-то непонятное заявление написала, и вместе с тем я понимала, что если я ещё раз начну так же сильно переживать, возможно, приступ повторится, и не факт, что меня успеют довести до больницы, поэтому надо было успокоиться. Надо было понять, что в этой