Три минуты истории - Александр Дмитриевич Сабов

Увы! Что-то произошло. Биографам еще предстоит потрудиться над разгадкой того, почему обозначившееся у Экзюпери стремление в Россию так внезапно и необъяснимо оборвалось. Речь могла идти только о полке «Нормандия — Неман»…

Приписывая душевную драму Сент-Экзюпери чужой воле, реакция задним числом пытается привлечь его имя для дискредитации голлизма. Нападки ведутся не столько на то, что генерал де Голль делал в годы войны, сколько — и прежде всего — на принципы, которые положил он в основу французской внешней политики 60–70-х годов.

Де Голлю принадлежит мысль о «трех этажах безопасности» в Европе. Первым этажом он считал союз Франции и СССР. Вторым — союз с Англией, но с учетом того, что Англия, как империя колониальная, «никогда не спешит».

«…Имеется еще третий этаж безопасности — это Соединенные Штаты и другие государства. Пока Соединенные Штаты тронутся в путь, война успеет шагнуть далеко вперед. В этот раз Соединенные Штаты вступили в войну, когда Франция была выбита из войны, Россия подверглась вторжению, а Англия находилась на краю гибели».

Сент-Экзюпери в начале войны сильней всего рассчитывал на третий этаж. Он обманулся. Главный удар принял на себя, выстоял под ним, помог и всей Европе выстоять, а потом освободиться от фашистской чумы первый этаж — самый близкий к фундаменту европейской безопасности, несущая его конструкция.

И все-таки, как жаль, что он это понял поздно и уже не успел присоединиться к ста крылатым послам Франции, полетевшим в Советский Союз… Их миссия — военная, дипломатическая, человеческая — оказалась успешной потому, что совпала с объективными тенденциями истории, с прогрессивными политическими устремлениями мира.

* * *

У букиниста на набережной Сены я купил немодный нынче букен. Он был даже не разрезан, хотя издан 30 лет назад, правда, для сохранности завернут в целлофан.

Осторожно, чтобы не повредить пожелтевших уже листков, дома я постранично разрезал книгу.

«Мы находимся на самой заре атомной эры, примерно в положении первобытных людей, осваивавших когда-то огонь; они сначала приспособили его для обогревания, освещения, приготовления пищи, но их тогдашние знания не позволяли им даже вообразить паровую машину, локомотив, турбину и т. д.

Как тягостно констатировать, что, если бы колоссальные усилия, уже вложенные в дело производства и применения предназначенных для разрушения атомных бомб, мы направили сначала на мирные цели, человечество уже могло бы поздравить себя с огромными достижениями!

…Атлантический пакт, о котором я только что говорил, противоречит духу и букве хартии ООН…»

Фредерик Жолио-Кюри. «Пять лет борьбы за мир». Это — речь при открытии Всемирного конгресса Движения сторонников мира в апреле 1949 года в Париже. Уже существует Атлантический союз, создана НАТО. На востоке, откуда путь к освобождению Франции и Европы вместе с Советской Армией прошел полк «Нормандия — Неман», там еще и в помине никакого военного блока против Запада нет. Франция оказалась втянутой в НАТО. Это стало причиной прекращения действия франко-советского договора о дружбе и взаимной помощи, заключенного на исходе войны с фашизмом. Удалившись от политической жизни, де Голль писал воспоминания в своей усадьбе, которую после его смерти едва удастся отстоять от аукционного молотка…

Сент-Экзюпери про Хиросиму и Нагасаки не узнал. Жолио-Кюри, увидев, каким злом в руках варваров может служить прирученный ими атом, встал во главе движения за мир.

Шла — с запада — «холодная война», и с запада же, через толщу холода, пробивался атомный суховей.

Остановили! Тогда — остановили. Правда, пришлось, в ответ на угрозу, шесть лет спустя создать оборонный союз социалистических государств. Пришлось, вслед за Западом, обратить атом на ту же бомбу. Воля миллионов людей остудила не в меру разгорячившиеся головы…

На заре века двадцатого, когда разразилась война, впоследствии названная первой мировой, человек взял в руки автоматические скорострелы, способные учащенными выстрелами сеять смерть. Вторая на нашем веку мировая война — по счастью, лишь к моменту издыхания! — вломилась в кладовые энергии атома, будто предвидя, что первым похитит ее не Минерва, а Марс. Как поразительно точно проблема войны и мира отпечаталась в восприятии древних! — богам войны противостоят вовсе не боги мира, ибо таковых нет в пантеоне божеств, а высшие воплощения Мудрости: Аресу — Афина, Марсу — Минерва…

Но не исчезает ли мудрость в мире по мере накопления знаний о нем? Сент-Экзюпери беспрестанно искал ответ на этот вопрос. Однажды он вычертил этажи биологической жизни: «Электрон — Атом — Молекула — Клетка — Организм — Сознание». Тут же, рядом, он вычертил этажи материального мира: «Электрон — Атом — Молекула — Созвездия — Галактика — Вселенная». Вот, оказывается, куда залетал он мысленно с юным героем своей сказки, уже рождавшейся в письмах друзьям и дневниках! «Во вселенной, загадки которой я хочу разгадать, на каждом следующем этаже возникают новые качества, которых нет на предыдущем этаже» — это из письма физику Рене Планьолю, сорок второй год. И вздох легкой досады: «Чистым картезианством этих проблем не объяснить…»

Маленький принц приглашает вас на похороны поросенка: меню, в шутку разрисованное Сент-Экзюпери

«Я мыслю, значит, я существую» — этот завет Рене Декарта, в ученом мире семнадцатого века более известного под латинским именем Картезий, начертан у самого входа в эпоху Просвещения. Это он, ниспровергатель схоластики, учил сомневаться в готовых истинах-догмах, проверяя их опытом и разумом: сомневайся и мысли. Но не наступает ли такое пересечение материального и биологического миров, такой момент их общей истории, где мысль не родится, а исчезнет, а вместе с нею исчезнет сама жизнь? Не может ли эпоху Просвещения сменить новое средневековье? Почему мировое сознание — высший этаж биологической жизни — перестало быть величиной, способной укротить антигуманную, разрушительную, злую мысль, овладевшую тайнами материи? Да, «чистым картезианством» этих проблем было не объяснить…

Мог ли он предположить, когда писал эти строки, что непоправимое уже свершилось? Уже президент США дал ход письму Альберта Эйнштейна, убеждавшего в необходимости взяться за разработку атомной бомбы, чтобы не оказаться безоружными перед атомной угрозой Германии. Мог ли представить и сам Эйнштейн, что от его письма как бы пунктиром можно обозначить ту линию, ведущую к будущей точке на «атомном этаже» истории, который не давал покоя Сент-Экзюпери? Именно в этой точке взорвется первое грибовидное облако над землей. Это будет последняя минута войны, а по уверению тех, кто бросил бомбу, — и первая минута мира. Лишь когда облако рассеется, до конца станет ясен друзьям Сент-Экзюпери смысл тревог и предчувствий, сдавливавших ему сердце. Дракон войны уже вглядывался