Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

Но это относится к концу 1860-х гг. И, быть может, через полвека, в интересующие нас годы, все поменялось: школа из праздной институции превратилась-таки в рассадник реального знания, а «читательская революция» в Сербии совершилась? Понаблюдаем…

В 1882 г. министр просвещения Стоян Новакович выпустил закон об обязательном обучении «каждого ребенка, живущего в Сербии». По своим целям (в патриархальной-то стране) закон был чересчур амбициозен, почему и предусматривал некоторый переходный период. Сроком его окончательного применения определялся 1890 год. И что ж мы видим в этом году? Количество охваченных школой детей не дотянуло и до половины всех, кто достиг школьного возраста; число грамотных вообще составило чуть более 14%. Десять лет спустя количество грамотных достигло 21%{314}, а накануне Балканских войн, как уже говорилось, едва перевалило за 30%. И это при том, что закон об обязательном начальном образовании (в редакциях 1897 и 1904 гг.) действовал постоянно. В чем же тут дело?

Думается, что, наряду с рядом объективных обстоятельств (нехваткой школьных зданий, учителей), главную причину медленного роста уровня грамотности в независимой Сербии следует искать все в том же отношении самого сербского селяка к просвещению — насколько знание являлось для него жизненной ценностью и внутренней потребностью?

Снова прибегнем к помощи российских авторов. Фиксируя формальную сторону («число первоначальных школ в Сербии в последнее время начинает увеличиваться»), они обращали пристальное внимание на суть дела: «При обучении в первоначальных школах правительство мало соображается с нуждами народа, с его нравами и условиями жизни. Сербский народ вовсе не против просвещения, но в своих школах он не находит того, что требует. Детей не обучают ни рукоделиям, ни ремеслам; мало того, родители замечают, что их дети, окончив курс в первоначальной школе, очень часто отказываются от простой работы. Серб, будучи по природе человеком в высшей степени практическим, находит излишним посылать в школы своих детей, которые в школьный возраст нужны ему для присмотра за скотиной и для всевозможных услуг в хозяйстве. Хотя обучение в этой стране обязательно и бесплатно, но сербские поселяне всеми правдами и неправдами стараются удерживать своих детей дома, и вследствие этого много сербов остается безграмотными»{315}.

Ну, а для тех, кто все же заканчивал школу, полученное знание действительно было во многом абстрактным, поскольку «мало соображалось с нуждами народа, с его нравами и условиями жизни» и, соответственно, — никак не применялось на практике. Как таковое (невостребованное), оно не являлось первой повседневной необходимостью, что, в свою очередь, не могло не влиять на судьбу номинально грамотных людей. Речь здесь идет о типическом для всех традиционных обществ феномене «вторичной неграмотности»{316}.

Проиллюстрируем данную мысль фрагментом записок одного из редких ученых сербов — по должности окружного врача. «Нет лучшего школьного ревизора, — писал он на исходе XIX в., — чем окружной или срезский (уездный. — А.Ш.) врач, так как у него есть возможность при призыве в армию видеть тех детей, которые десять лет назад посещали школу. В селе, где школа существует тридцать лет, и где почти все прошли через нее, при призыве в армию оказалось, что из 40 бывших учеников только двое умеют читать и писать; 15 человек не умеют писать, но кое-как читают, а остальные и не читают, и не пишут. В том, что эти дети, по окончании школы, уходят в горы пасти скот и никогда больше не берут книгу в руки, виноваты не учителя. Просто у нас никто не желал об этом думать — ни одно правительство не предложило лекарства от болезни. И какой смысл в том, что такие большие деньги тратятся на учителей и школы, если в действительности народ не имеет от них ни малейшей пользы, ибо те, кто после сельской школы решает продолжить занятия, идут в чиновники, священники или становятся сельскими писарями — остальные дети забывают все…». И далее звучит уже знакомый мотив: «Крестьяне бы и хотели иметь школу в каждом селе, но при том условии, чтобы власть не требовала от них, что она должна быть по единому плану»{317}.

Полтора десятилетия спустя (1908 г.) члены Шумадийского учительского общества, опрашивая в окрестностях Крагуевца крестьянскую молодежь, 10 лет назад окончившую первоначальную школу, были вынуждены констатировать, что «у огромного большинства парней и девушек исчезло почти все полученное в школе знание, а многие из них вообще разучились и читать, и писать! Большинство из них за время, прошедшее после школы, не написало ни единого слова и ничего не прочло!»{318}. Но уже то, что «они были в состоянии, мучительно и обливаясь потом, вывести свой автограф, — подчеркивает Момчило Исич, — относило их к категории грамотных»{319}. Таковы были критерии.

Важно отметить, что указанный феномен «вторичной неграмотности» отличался в Сербии стабильностью — между поездкой Ровинского и подготовкой отчета Учительского общества прошло ровно сорок лет. А следовательно, и в самом сербском социуме к началу Балканских войн мало что изменилось по существу — в сравнении с уже довольно далеким прошлым.

В своей недавно вышедшей монографии французский исследователь Майкл Паларе пришел практически к тем же выводам: «Власти открывали школы все больше и чаще, но при этом мало прислушивались к тому, что действительно надобно крестьянам. И многие из них (хотя формально и образованные) оставались функционально неграмотными[7], а те, кто имел пользу от образования, считали его лишь средством бегства из деревни… Школа выглядела негативно в глазах крестьянина, который полагал, что получившие образование дети будут потеряны для его хозяйства»{320}.

Причем негативно настолько, что в 1905 (!) г. депутаты Народной скупщины с села без сожаления ввели налог на торговлю учебниками, однако не решились на ту же меру в отношении выгонки домашней ракии{321}. Или еще пример — накануне Мировой войны (!!!) в Мачве, самом плодородном и богатом крае Сербии, было 32 школьных здания, из которых лишь 5–7 соответствовало своему назначению. Современник констатировал: «В Мачве и еще некоторых краях крестьяне начинают массово строить вполне современные конюшни для правильного выращивания лошадей и другого скота; детей же оставляют во влажных, тесных, и во всех отношениях убогих хибарах, которые зовутся начальными школами»{322}. Иерархия ценностей налицо!..

Итак, несмотря на общее число закончивших школу (весьма, кстати, и невеликое), реально грамотных людей в Сербии было много меньше, что наглядно подтверждает всю относительность формальной стороны (статистики!). Как и