Ребенок от босса - Эллин Ти

что у меня растет сын и что ты одна справляешься со столькими проблемами! Почему, Света?! Неужели было лучше пытаться выгребать одной, чем просто сообщить мне?! По твоему что, я мог бы тебя послать?

Я не отвечаю. Принимаю все его слова как удары один за одним, а потом он замолкает, а я начинаю так горько плакать, что даже Костя не выдерживает и прижимает меня к себе, позволяя выплакаться. И шепчет без остановки мне в макушку.

— Я просто жил и не знал… Жил как хотел, ездил отдыхать, радовался жизни, пока вы с Максом переживали такой сложный период. Я не понимаю тебя, но я и себя ненавижу за то, что был настолько ненадежным человеком, что ты не могла сообщить мне даже о наличии сына. Я вчера еще понял, Света, но я не верил. А сегодня Макс, и… мы правда похожи. И ты дала ему мое отчество, что просто сносит меня с ног! Я злюсь чертовски, одновременно с тем я практически ненавижу себя. Каждый мужчина мечтает о сыне, но моему внезапно уже два с половиной. И я совсем ничего не знаю о нем, и… Я хочу подарить ему подарки. Много. Целый магазин! И познакомиться хочу, как папа, по-настоящему. Я пока не переварил, не знаю, что мне делать, просто… Я очень хочу быть рядом, Света. И я обещаю быть тем, кому ты сможешь доверить все.

Глава 21. Костя

Уже примерно полчаса мы сидим на кухне у Светы и молча пьем кофе. Молча — потому что оба без понятия, что еще говорить. Разговор в машине оказался таким выматывающим, что у нас двоих не осталось никаких сил. Нам даже плевать на то, что, вообще-то, рабочий день в самом разгаре. На все плевать, если честно.

Я папа. Отец. У меня сын.

Есть огромное сожаление, что я не осознаю это стоя в роддоме через минуту после его рождения, но даже когда ему два с половиной это ощущается очень круто. Гордо. Трепетно.

Сын! Мой! Первый, старший, по-настоящему мой.

Я и верю в это и нет одновременно, просто потому что это чертовски сложно принять. Живу с осознанием этого меньше суток, а с точной информацией всего несколько часов. Это опьяняет. Пугает, нет смысла это скрывать. Окрыляет.

Мне безумно хочется воврваться в жизнь их уже привычной семьи и стать их частью. Макс — мой сын. Я влюблен в Свету по уши. Я не хочу упускать возможности воссоединения и сделаю все, чтобы они мне доверяли.

Но я понимаю, что с ноги влететь к ребенку в жизнь с криками “Макс, я твой отец” вообще не вариант. Он слишком мал, ему будет сложно понять, мне кажется. Надо подружиться с ним покрепче, а дальше все само собой сложится.

Но я папа, прикиньте! Надо срочно рассказать об этом всему миру. Мои родители бабушка с дедушкой… Может, если они были не самыми внимательными для сына, то станут крутыми для внука?..

Все так сложно и запутано. Как дальше вообще, что будет? А если Света не хочет впускать меня в их жизнь? Как побираться сквозь ее стены, а?

Внезапно мы слышим кашель, а потом детский плач. И пока я пытаюсь вообще понять, что происходит, Света уже вылетает из комнаты. Как легко отличить настоящего родителя от… от меня.

Лечу следом за ней. Она сидит у кроватки Макса и обнимает его, пока он плачет. Что-то случилось. Макс не выглядит как ребенок, который может плакать без причины, я же виделся с ним частенько.

Присаживаюсь рядом, беру его за ручку.

— Эй, приятель, — шепчу ему. — Что случилось? Что-то болит?

Он начинает плакать еще сильнее и я чувствую себя редкостным чмом из-за этого, но тут он вдруг кивает и показывает пальчиком в открытый рот.

Горло? У него болит горло?

— Макс, ты что… — говорит Света. — У тебя болит горло?

Он снова кивает. Она трогает его лоб, щеки и шею. Судя по красным щекам у малыша температура.

— Где градусник? — спрашиваю у нее. — Я принесу.

— На кухне за зеркалом в шкафчике.

Лечу туда. Нахожу градусник быстро, передаю Свете, она ставит Максу подмышку. Он быстро успокаивается, но жалуется на боль в горле и в целом ему плохо, это и так видно. Как так? Утром все было хорошо! Мы все утро были вместе, это же не может быть из-за меня?... Мы не ели и не пили ничего холодного! И я сразу спешу об этом сообщить Свете.

— Нет, Кость, — она даже находит силы на улыбку. — Так быстро оно даже не проявилось бы. Скорее всего какая-то инфекция в саду или на детской площадке. Все дети болеют, главное, чтобы все выздоравливали.

Градусник пищит ровно на этих словах и мы вдвоем ужасаемся высоким тридцати восьми и восьми. Это, блин, очень много!

— Вызовем скорую? — спрашиваю.

— Нам бы к врачу, чтобы посмотрели и выписали лекарства. Надо вызвать его.

— И когда он приедет? Нет, Свет, это несерьезно. Давай поедем в больницу? Чем быстрее его начнут лечить, тем лучше, разве нет?

Я волнуюсь. Очень. Я пару часов как стал отцом, а у моего сына уже высокая температура. Мне совершенно не хочется их подводить.

— Не знаю, — хмурится она, — тебе разве не надо на работу?

— Мне надо быть с вами! Решай, как поступить лучше. Все остальное сейчас неважно.

Она колеблется всего полминуты, пока Макс снова не покашливает и не жалуется на то, что горлышку больно.

— Поехали, — говорит она решительно.

— Ну что, боец, — говорю Максу, поднимая его на руки. Он горячий, как печка, а еще очень слабенький. Мне хочется защитить его от всего мира, — поедет к доктору? Покажем горло твое, попросим витаминки.

Он кивает. И прижимается ко мне так сильно, что я в моменте ловлю