Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

– Пока это «груша» или мешок, я всё могу. Представлю… человека, и сразу… немеет… как опять… паралич, – Чак опустил голову. – Потом проходит.

Этого Жариков не ждал и даже не предполагал. Он попросту растерялся, а Чак, не заметив этого, продолжал:

– Я… я дважды себя проверил. На руках, и ногами попробовал. И упал. Ноги отказали. Ведь… ведь не было же, ноги мне совсем не болели. А бить ими не могу. Мне… мне не жить теперь. Забьют меня.

– Никто вас не тронет, – мягко и очень убедительно сказал Жариков.

– Здесь – да, – кивнул Чак. – Вы запретили им трогать нас. Меня и Гэба. Они слушаются вас, сэр. А потом? В городе у вас власти нет. Прошу прощения, сэр, но это так.

Чак говорил тихо, но с такой силой убеждённости, что Жариков понял: не переубедить. Никаких доказательств Чак попросту не услышит. Потому что не хочет слышать. Надо менять тему. Если тропа явно тупиковая, надо свернуть и поискать другую. Или хотя бы удалиться от опасного места.

– Вы в библиотеке были, Чак?

Чак вздрогнул и поднял голову.

– Да, сэр. Мне разрешили посмотреть книги, сэр.

– Взяли что-нибудь почитать?

– Да, сэр.

Чак отвечал очень осторожно. С одной стороны, доктор, можно сказать, велел ему читать, а с другой стороны… всякое ведь может случиться, у беляка всегда найдётся за что наказать. Книга, конечно, интересная, и парни, увидев, что он хорошо читает, зауважали. Смешно даже. Но…

– Книга интересная?

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– Вам нравится читать, Чак?

Чак неопределённо улыбнулся, не зная, как отвечать. Следующий вопрос удивил своей бессмысленностью.

– А почему раньше вы не попросили книгу или журнал?

– Приказа не было, сэр, – Чак даже плечами пожал, не понимая, как это можно не знать элементарных вещей.

– Вы делаете всё по приказу, Чак?

Чак сразу насторожился. Что, сейчас опять начнётся, что выполнение преступных приказов – преступление? Надоело уже. И ведь беляк должен понимать это, а притворяется.

– Я раб, сэр. И должен выполнять все приказы хозяина. И любого белого, сэр.

– Любой приказ?

Чак на мгновение стиснул зубы так, что на скулах вздулись желваки.

– Сэр… вы же знаете… я не могу сопротивляться… я – раб…

– Рабство отменено.

– Сэр! – выдохнул он, почти крикнул. – Сэр, вы знаете. Скажут те слова, и я – раб. Хуже раба!

– Хотите освободиться, Чак?

Чак судорожно вздохнул.

– Это… это невозможно, сэр.

– Почему вы так думаете?

– Но… – Чак беспомощно смотрел на него, – но как же иначе, сэр? Это же вечно, на всю жизнь, до смерти, сэр.

– Я повторяю. Вы хотите освободиться?

Чак сидел неподвижно, только дёргались мышцы на шее, да растопыренные пальцы царапали натянутую на коленях тёмно-зелёную байку, будто хотели сжаться в кулак и не могли.

– Что я должен делать? – наконец, с усилием выталкивая слова, спросил Чак.

– Идите к тому столу и садитесь.

Чак, как автомат, выполнил его приказ.

– Пишите. Си… ай… ти… ю… эй… ти… ай… оу… эн… Читайте про себя, что получилось.

Чак вдруг отпрянул от стола, вскочил на ноги, опрокинув стул.

– Нет! Нет, сэр, это запрещено! Нельзя, сэр! Вы же знаете, сэр… Нет… не надо…

– Надо! – жёстко ответил Жариков. – Если вы сейчас не пересилите себя, то уже никогда не сможете. Садитесь и пишите.

Помедлив, Чак поднял стул и снова сел к столу, взял ручку.

– Что писать, сэр?

– Остальные слова.

– Что?! – Чак резко обернулся к нему, забыв добавить положенное обращение.

– Остальные слова, – повторил Жариков. – Всю формулу. Вы её знаете. А я нет. Пишите сами.

Чак смотрел на него широко раскрытыми глазами. Жариков молча взял какую-то книгу, открыл наугад и погрузился в чтение. И наконец услышал тихое поскрипывание пера о бумагу. Чак писал. В кабинете установилась тяжёлая напряжённая тишина. Когда Чак отодвинул стул и встал, Жариков не поднял головы.

– Сэр… – Чак стоял у его стола, протягивая листок. – Вот, я написал, возьмите.

– Нет, – покачал головой, по-прежнему не глядя на него, Жариков. – Мне они не нужны.

– А… как же так, сэр? Это же… Что мне с этим делать, сэр?

– Сожгите, – просто сказал Жариков. – Вон зажигалка, вон пепельница.

Чак медленно осторожно шагнул к столу, и тут же обернулся.

– Сэр… прошу прощения, сэр, вы не хотите прочитать их, сэр?

– Нет.

– Но, сэр, это… это же власть. Надо мной, над Гэбом…

– Мне она не нужна.

Опустив голову, Чак отошёл. Шорох сминаемой в комок бумаги, щелчок зажигалки, потрескивание огня… Жариков поднял голову. Чак стоял и молча смотрел на огонь, на чёрный комок в пепельнице. И, когда бумага догорела, спросил, не оборачиваясь.

– А теперь что, сэр?

Жариков улыбнулся.

– Посмотрите в словаре, что означают эти слова.

Чак изумлённо обернулся к нему.

– Зачем, сэр?

– Чтобы они не имели над вами силы.

Губы Чака дрогнули в усмешке. Он понял. Сел к столу и решительно подвинул к себе словарь. Зашелестел страницами. Жариков снова занялся книгой.

– Готово, сэр, – весело сказал Чак. – Что ещё я должен сделать?

– Напишите эти слова в любом другом порядке.

– По алфавиту, сэр?

– Как хотите.

– Да, – кивнул Чак. – И тоже сжечь?

– Как хотите, – повторил Жариков.

И снова тишина. Та же и всё же другая. Чак исписал ещё два листа, скомкал их и сжёг. Тщательно – кулаком, костяшками – размял, растёр пепел в порошок. И посмотрел на Жарикова.

– Всё, сэр.

– Рад за вас, – искренне улыбнулся Жариков. – Вы уверены, что всё?

– Да, сэр.

– Тогда идите отдыхать. Придёте завтра в это же время.

Чак встал, склонил голову в полупоклоне и пошёл к двери. И уже взявшись за ручку, остановился.

– Сэр, прошу прощения, но… могу я рассказать об этом Гэбу?

– Да, но без подробностей, – Жариков твёрдо смотрел ему в глаза. – И ничего сами с ним не делайте.

– Да, сэр, я понял, сэр. Благодарю вас, – и снова полупоклон. – До свидания, сэр.

– До свидания, Чак, – кивнул Жариков.

И, когда за Чаком закрылась дверь, перевёл дыхание. Получилось! Теперь ещё сутки, много – двое, чтобы Чак сам переварил и осознал случившееся, и его можно будет вводить в адаптационную фазу. Лишь бы с Гэбом не начал экспериментировать. Изолировать на всякий случай? Хотя… Нет, Чак – не Андрей. Альтруизм ему мало свойствен. Рассказать, да, расскажет, похвастается и не больше. Жариков достал карту Чака, свои тетради и приступил к самой нудной, но необходимой составляющей – записям.

Чак быстро прошёл в свою палату. Внутри клокотала, просилась наружу дрожь. Её нельзя показать. Нельзя. Никому. Это слабость,