Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть 4 - Алексей Хренов

Сборочная бригада завода, заглянув в ящик, сплюнула через плечо и буркнула:

— Оно нам надо?

А потом, увидев красные звёзды и номер тринадцать, нанесённый яркой жёлтой краской на фюзеляже, категорически отказалась собирать уже бывший в эксплуатации и, что значительно хуже, «чужой» самолёт. Никакие аргументы не действовали и Лёха стал подозревать, что настоящей причиной отказов было суеверие.

— Лёша! Мы тебя очень уважаем, но фиг его знает, откуда этот борт! — прямо заявил один из механиков на организованных Лёхой посиделках.

Наш товарищ, не страдавший подобными суевериями, только фыркнул и самостоятельно окунулся в новый проект.

Тем временем остальные ящики с деталями тоже подверглись некоторому каннибализму. В идеальном мире этот самолёт давно бы отправили на запчасти, но отчётность — наше всё, а значит, формально эта машина всё ещё числилась боевой единицей.

Лёха, оглядев это чудо авиации, вздохнул и подошёл ближе.

— Ну что, тринадцатый, будем знакомы…

Первым делом Лёха отправился делать инвентаризацию. Разложив списки, он скрупулёзно сверял, что осталось от самолёта, а что кануло в лету.

В конце первой сотни замечаний новый зампотех, Агафон Евлампиевич, сперва ещё пытался держаться и спорить, но потом махнул рукой и плюнул:

— Приходи, чем смогу, помогу! Только не показывай мне этот ужас в ближайшие дни, а то я сломаюсь психически!

Через несколько дней исключительно довольный и приятно пахнущий вином и паэльей, Агафон Евлампиевич отловил Лёху после обеда и, заговорщицки подмигнув, сказал:

— Пошли! Познакомлю тебя с человеком.

Человеком оказался щупленький, невысокий, но исключительно подвижный испанец с усами, как у Дон Кихота.

— Знакомься, это Хосе — главный инженер завода САТ-15 в Аликанте. Им поставили задачу организовать производство И-16 на месте. Мы им передаём один самолёт, они его разбирают, обмеряют, делают шаблоны. А потом соберут его обратно. Обещают собрать… Наши планируют комплекты поставлять, но без кузовных деталей, а двигатели испанцы хотят ставить свои, мадридские.

Лёха прищурился.

— Христофор Бонифатьевич! И я так подозреваю, что именно мой борт приготовлен на заклание!

— Я тебя пришибу когда-нибудь, Хренов! — буркнул зампотех. — Евлампиевич я! Отец отказался попу в церкви подношение делать по случаю моего рождения, вот поп и слепил всех самых захудалых святых! Тьфу!

— Смотри, про твой самолёт… Где его так раздели — неизвестно, он тридцать вторым пришёл, вроде как запасным. А по документам он вообще сельско-хозяйственой сеялкой числится и передали его давно испанцам. Сейчас переписку устроили между наркоматом, испанской транспортной компанией, портом и нами. Так что когда и будут ли вообще запчасти — очень большой вопрос. А тут целый завод! Всё, что тебе нужно, там есть и главное им позарез самолёт нужен. За месяц обещают управиться.

Через пару дней Лёха примчался на завод на своей «моторпердолине» и был впечатлён успехами испанцев. Они работали самоотверженно, и самолёт уже превратился в набор конструктора «Сделай сам» для снятия шаблонов.

Следующие две недели Лёха носился, как угорелый, между аэродромом, портом и заводом в Аликанте, стараясь везде успеть.

Он увидел двигатель, который испанцы планировали ставить на самолёты. Это был «Райт-Циклон» — двоюродный брат советского М-25, имеющие одного предка, собранный на заводе Hispano-Suiza под Мадридом. Лёха, приглядевшись к качеству сборки, и пообщавшись с инженерами, не сомневаясь, решил поменяться на него не глядя.

* * *

В один из дней, захватив с собой любопытствующего и болтающегося без дела Алибабаевича, Лёха участвовал в процессе сборки, активно мешаясь рабочим в цеху завода. Атмосфера была рабочей, трудовой, сборщики занимались привычным делом, миролюбиво посылая Лёху к начальству, что в переводе с испанского означало «иди нафик, мальчик», пока внезапно не раздался мерзкий хлопок.

Сорвало вентиль на заполненном воздухом небольшом баллоне под высоким давлением.

Баллон, ощутив свободу, резко сорвался с места и начал исполнять в мастерской программу высшего пилотажа, врезаясь в стены, шкафы, ящики, столы и снеся чертёжную доску. Народ, почувствовав инстинктивную угрозу, бросил всё и в панике разбежался, словно тараканы при включённом свете.

Один только Лёха, опытный товарищ, оценивая риски, просто встал в простенке между шкафами и с философским спокойствием наблюдал за бешеным снарядом. Баллон скакал, кружился, взмывал вверх, долбил потолок, уходил в штопор и снова рикошетил от стен, как будто был одержим демонами.

И тут, сделав последнее судорожное подпрыгивание, эта железная дрянь замерла.

— Ну, сдулся, — констатировал Лёха, расслабленно выходя из-за шкафа, чтобы посмотреть, куда в итоге забросило баллон.

И в этот момент он понял, что совершил роковую ошибку, потому что именно в этот миг, баллон последних сил рванул вперед. Наш герой заторможенно смотрел, как ему навстречу неслось всё увеличивающееся дно баллона. Единственное, что он успел сделать — это немного инстинктивно присесть.

По этому баллон не сломал ему шею. Вместо этого он идеально влепился ему прямо в кумпол.

В глазах взорвалась целая вселенная искр, звёздочек и прочих спецэффектов. И Лёха с достоинством рухнул на пол.

Очнулся он от того, что кто-то методично лупил его по щекам.

— Камандиира! — раздался очень знакомый голос Алибабаевича. — Повезло! Хорошо твой башка тупой попалась, там кость одна! Толстый!

«Был бы испанский механик, он бы сотряс мозга бы заработал однозначно!» — мутно промелькнули мысли в плохо соображающей голове Лёхеи.

— Так, народ, разошлись, ему ж ничего не будет! — бодро объявил кто-то.

Лёха, наконец, сфокусировал взгляд. Над ним склонились Алибабаевич, пара механиков и ещё несколько сотрудников цеха, из числа наблюдателей, явно делавших ставки на то, когда он очнётся.

— Руссия, ты как? — заботливо поинтересовался один из них.

Лёха промолчал. Он не мог решить, что сильнее — боль в лбу или желание убивать. Но потом всё же выдохнул, с трудом приподнялся и процедил:

— Не дождётесь!

Механики понимающе кивнули.

— Хароший фонар будет, камандира! В темноте теперь свет давать будешь!

Лёха снова прищурился, ощупал лоб и хмыкнул.

— Уйди, сын нерусского народа! Это просто подготовка к встрече с приборной доской кабины.

* * *

Встал вопрос с вооружением. Пулемётов на заводе не было. Приходящие И-16 несли всего пару пулемётов ШКАС в крыльях, а ШКАСы были, мягко говоря, далеки от идеала — маленькие, с бешеной скорострельностью, но кусающие, как комары. Лёху это категорически не устраивало.

— Куда ты собрался опять, Хренов? — крикнул ему Агафон Евлампиевич, когда тот снова оседлал свою моторпердолину.

— За счастьем! — выдал Лёха, газанул, и его затёртая «пердолина» рванула в