Карьерный спуск на дно. Проституция в царской России - Анастасия Вячеславовна Мащенко

– Что? Да вы с ума сошли!

– А! ты так… эй!

И с противоположного тротуара явился другой молодой человек.

– Ты слышал, что этот старый чёрт предлагал?

– Да! конечно…»[242]

Это было сделано с единственной целью чтобы попавший в неловкую ситуацию господин, не желающий портить свою репутацию, заплатил, лишь бы юноша замолчал. История для мошенников закончилась неудачно. Они для пущей убедительности позвали городового, который попросил судью проследовать в участок. По дороге сообщники продолжали вымогать деньги, обещая отозвать свою жалобу, но их жертва на уловки не поддалась, и им пришлось скрыться.

Если все обо всём знали, как же тогда исполнялся закон, ведь за гомосексуализм должна была следовать ссылка в Сибирь? Известный советский и российский социолог и сексолог Игорь Кон в своей работе «Сексуальная культура в России» отметил, что хоть полиция и устраивала облавы, знатные люди в них попадали редко. Он приводит в качестве примера статистику за 1874–1904 годы: «в содомии были обвинены 1066 мужчин и женщин, из которых 440 были осуждены. Чаще всего это были лица свободных профессий, слуги и ремесленники. Представители высших классов составляли только 5 % этого числа. Особенно редко попадались под суд государственные чиновники»[243].

Шум с обличением в педерастии кого-то из знатных господ затевался с единственной целью – отомстить и выставить человека в неприглядном свете. В других случаях однополые связи и потакание мужской проституции среди высшего общества игнорировались. Игорь Кон приводит пример князя Владимира Мещерского, видного деятеля рубежа XIX–XX веков, издателя газеты «Гражданин», который открыто раздавал высокие посты своим фаворитам. В 1887 году его застали с молоденьким трубачом, и сам обер-прокурор Священного синода Константин Петрович Победоносцев хлопотал о наказании для Мещерского. Но благодаря дружбе с Александром III дело князя замяли. Да и при Николае II подобные доносы на него не имели суровых последствий[244].

Глаза закрывались и на однополые «вечеринки», приобретавшие подчас масштаб целых балов. Мода на многолюдные гомосексуальные приёмы пришла в Россию из Германии. В Берлине в 1880–1890-х годах устройство бальных вечеров уранитов[245]стало доходным бизнесом, ведь гости платили хорошие деньги за возможность посещения. Забавно, но почти всегда там присутствовали агенты тайной полиции. Они следили за порядком на подобных мероприятиях, но арестов за педерастию и мужскую проституцию не производили, хотя на бумаге немецкий закон в этом отношении был всё так же строг. Зачастую балы провозглашались костюмированными маскарадами, и часть мужчин приходили в женских туалетах и при макияже, что позволяло разбиваться публике на пары и вальсировать будто с женщинами. В одном из таких балов, случившемся после Рождества, число участников достигло 800 человек[246]. В России масштабы были скромнее, но имели всё те же атрибуты: роскошный ужин с угощениями и вином, танцы в женских и мужских костюмах, а в финале оргия или уединение с выбранным партнёром.

Игры с переодеванием в дамские наряды не всегда подразумевали сексуальный подтекст. Они подчас носили и просто эпатажный характер, став развлечением золотой молодёжи дореволюционной России. Скандально известный князь Феликс Юсупов в своих воспоминаниях много говорил о проделках юности, как он перевоплощался в женщину и в таком виде посещал публичные места. Яркий случай произошёл в Париже, где он вместе со своим братом пришёл в театр, изображая пару: Феликс – в женском платье, а Николай – в домино. В антракте оказалось, что «даму» заприметил король Эдуард VII, пославший узнать, как зовут прелестную спутницу Николая. Как потом признавался князь Юсупов: «Честно говоря, мне это было приятно. Такая победа льстила самолюбию»[247].

Внимание мужчин, когда князь находился в дамском образе, ему нравилось, но это не доказывало гомосексуальных наклонностей. Его ориентация – до сих пор предмет обсуждений и слухов, а сам он писал:

«Часто говорили, что я не люблю женщин. Неправда. Люблю, когда есть за что. Иные значили для меня очень много, не говоря уж о подруге, составившей моё счастье. Но должен признаться, знакомые дамы редко соответствовали моему идеалу. Чаще очаровывали – и разочаровывали. По-моему, мужчины честней и бескорыстней женщин.

Меня всегда возмущала несправедливость человеческая к тем, кто любит иначе. Можно порицать однополую любовь, но не самих любящих. Нормальные отношения противны природе их. Виноваты ли они в том, что созданы так?»[248]

Вечера мужских встреч в начале XX века постепенно стали носить интеллектуальный характер, когда господа собирались не ради утех, а с целью послушать музыку или стихи, воспевавшие однополую любовь. Среди поэтов Серебряного века ярким представителем гомосексуального сообщества был Михаил Кузмин. Его гомоэротическая повесть «Крылья» – одно из самых известных произведений русской литературы на данную тему. Вплоть до 1928 года, когда состоялось его последнее публичное выступление в Ленинграде, он собирал залы неравнодушных к своему творчеству людей, и большинство из них были мужчины нетрадиционной ориентации. Они несли цветы и влюблёнными глазами смотрели на того, кто знает об их душевных терзаниях не понаслышке.

Внутри литературного сообщества, как и в целом в стране, мнения относительно педерастии делились на диаметрально противоположные. Если одни романтизировали однополую любовь, то другие отзывались о ней негативно. В рецензиях всё на ту же повесть Кузмина «Крылья» звучали очень резкие высказывания, которые отражали не столько критику самого произведения, сколько общественную неприязнь к мужеложству как к явлению: «Конечно, публике нет дела до того, любит ли г. Кузмин мальчиков из бани или нет, но автор так сладострастно смакует содомское действие, что „смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно“ <…> и роль критики сводится к этому: проповедников половых извращений вспрыскивать холодной водой сарказма» (поэт и театральный критик Лев Маркович Василевский, 1907 год).

Общественное мнение в дореволюционной России относительно гомосексуализма действительно без полумер делилось на два противоборствующих лагеря. Осуждение однополой любви среди людей традиционной ориентации сильно перевешивало толерантное к ней отношение. Влечение к представителям собственного пола рассматривалось в рамках судебной медицины и психиатрии как «противоестественное» человеку явление.

На излечении от сифилиса

На Руси о сифилисе впервые заговорили в конце XV века. В 1499 году Иван III поручил боярину Ивану Мамонову разведать, «не приезжал ли кто из Смоленска с болезнью, в которой тело покрывается болячками и которую называют „французскою“»[249]. С тех пор случаи заражения начали фиксировать, изучать симптомы и возможные методы лечения. И вот уже шёл конец XIX века, а в Российской Империи сифилис всё ещё продолжали по привычке