Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

с патрицианским акцентом, который использовал против своих допросчиков виртуозно, как выкидной нож. «Казалось, он похвалялся собственным голосом[593] как явным признаком своих достижений», – вспоминал один из его знакомых. Пока Кифовер и его соратники задавали вопросы о том, как изготавливаются и рекламируются лекарства, Артур оставался невозмутим и любезен, порой позволяя себе продемонстрировать легкое раздражение невежеством этих типов, не имевших отношения к медицине. Агентство «Макадамс» – не просто горстка рекламщиков, указал он. В нем работают доктора медицины – и их много. Управляемая «руководством, состоящим преимущественно из медиков», фирма «Макадамс» придерживается убеждения, что «хорошая этичная фармацевтическая реклама играет позитивную роль в улучшении здоровья общества». Артур давно понял, что несколько преуменьшить свое влияние и активы всегда полезно, и теперь утверждал, что «Макадамс» – вовсе не одно из двух крупнейших агентств, занимающихся медицинской рекламой. На самом деле это просто крохотная фирмочка. «Нам в «Макадамсе», естественно, очень лестно было бы думать, что мы имеем какое-то значение, – негромко мурлыкал он. – Но бесстрастные цифры свидетельствуют о нашем сравнительно небольшом размере в экономической сфере».

У Кифовера был предпочтительный способ ведения допроса: он использовал учтивость, чтобы убаюкать свидетеля, создать у него кажущееся чувство безопасности, и позволял говорить до тех пор, пока тот сам не загонит себя в угол. Но с Артуром Саклером этот вежливый подход сыграл против Кифовера – с сокрушительным результатом. Медицинская реклама спасает жизни, заявил Артур, не оставив камня на камне от его тонкого замысла, потому что сокращает временной промежуток между изобретением нового лекарства и его применением в медицинской практике.

– Каждую неделю, каждый месяц, каждый год эта стремительная, надежная фармацевтическая коммуникация сокращает время между открытием и применением, спасая жизнь, комфорт, душевные силы и деньги пациентов, – продолжил он, добавив, что был бы счастлив предоставить сенаторам «исторические материалы по этому вопросу».

Все планы сражения, которые рисовал штат Кифовера, вылетели в трубу. Артур читал членам комиссии лекцию так, словно они были горсткой зеленых студентов-медиков. Врачи ни за что не соблазнились бы лживой рекламой, заявил Артур, – и в любом случае, что такое лживая реклама? Подавляющая часть рекламы, которую он видел, и уж безусловно вся реклама, которую производил сам, была более чем рациональной. Тут он прервал свой монолог, чтобы обронить: «Надеюсь, я не слишком быстро говорю», – а потом продолжил в том же духе. В какой-то момент Кифовер почти извиняющимся тоном спросил, не будет ли Саклер любезен «придерживаться заданного вопроса».

– Сенатор Кифовер, будьте любезны, позвольте мне продолжить, поскольку я полагаю, что мои показания прояснят тему настолько, что в дальнейших вопросах, возможно, не будет никакой необходимости.

Это заставило сенатора умолкнуть, но ненадолго. В итоге он просто решительно перебил Артура, выпалив свой вопрос, на что Артур, не сбиваясь с темпа, сказал: «Мы как раз перейдем к этому через одну минуту, сенатор».

Это было выдающееся выступление. В какой-то момент один из сотрудников Кифовера не выдержал: «Доктор, вы закончили?» Но нет, Артур не закончил. Он оспаривал и собранные комиссией факты, и интерпретацию этих фактов.

– Сенатор Кифовер, мне хотелось бы выразить эту мысль предельно ясно, – сказал Артур, придравшись к какой-то мелочи. – Если бы вы лично прошли то обучение, которое требуется пройти врачу для получения диплома, вы бы никогда не допустили эту ошибку.

Он все танцевал и танцевал, и никто не мог улучить момент, чтобы нанести удар. Разумеется, не существует лекарства, которое полностью лишено побочных эффектов, соглашался Артур. Но когда Кифовер спросил его о конкретном побочном эффекте – выпадении волос – одного из препаратов для сердца, Артур невозмутимо отбрил его:

– Лично я предпочел бы поредевшую шевелюру забитым коронарным сосудам.

Маршрут, по которому шли события в тот день, был столь неожиданным, что следователи так и не смогли расспросить Артура о ряде писем, полученных ими в ответ на их запросы. Эти письма так и не всплыли ни на слушаниях, ни в СМИ, но у комиссии они были: десятилетиями лежали, убранные с глаз долой, в картонной коробке, в коллекции из сорока таких же картонных коробок, содержавших полный свод документов по «фармацевтическому расследованию» Кифовера. Это переписка между Генри Уэлчем и Артуром Саклером. «Дорогой доктор Саклер, – писал Уэлч 23 февраля 1956 года, – я очень рад представившейся возможности[594] побеседовать с вами по телефону и жалею, что мы не смогли встретиться во время моей недавней поездки в Нью-Йорк». Далее Уэлч просит Саклера «о небольшой внешней помощи» в финансировании нового журнала.

«Мне очень хотелось бы встретиться с вами[595] и узнать вас получше», – отвечал Саклер. Через три года после этого, когда у Уэлча начались проблемы, Артур снова написал ему. «Я хотел бы сказать вам в час испытаний[596], что у вас есть друзья, которые… стоят с вами плечом к плечу. Необоснованное преследование, которому вы подверглись из-за козней мелочной личности, гонящейся за сенсационными заголовками (намек на журналиста Джона Лира), надрывает мне сердце». Скомпрометированному главе отдела антибиотиков FDA, человеку, которому Артур как тайный партнер «MD Пабликейшенс» помог себя скомпрометировать, человеку, которому клиент Артура, Pfizer, дал взятку закупкой сотен тысяч бесполезных перепечаток его речи, Артур писал: «Вам и вашей семье от нас самые горячие пожелания всего наилучшего».

Но следователям так и не представилось шанса расспросить Артура о Уэлче. Продолжительность допроса была ограничена, о чем заранее договорился Клиффорд, адвокат Артура, а в то время, которое у них было, им едва удавалось вставить слово в поток его красноречия. Когда Артур и его адвокаты встали и приготовились покинуть зал, он ощущал вкус победы. Прежде чем выйти за дверь, Артур бросил последний взгляд на Кифовера и поблагодарил его за предоставленную возможность изложить свою позицию. Потом торжественно сказал: «Послужной список говорит сам за себя» – и вышел.

Глава 7

Дерби за Дендур

На берегах Нила стоял маленький храм[597]. Построен он был местным римским проконсулом за одно-два десятилетия до рождения Христа, чтобы увековечить память двух братьев, которые, по слухам, утонули в этой реке. Храм был сложен из песчаника, а его стены были украшены резными изображениями[598] братьев, Педеси и Пихора, поклоняющихся богу Осирису и его супруге Исиде. Иисус Христос родился и умер, и через некоторое время языческий храм был превращен в христианскую церковь[599]. Проходили столетия, расцветали новые религии, рождались новые языки, возникали и распадались империи. И все это время храм стоял. Разумеется, не обошлось без мародерства: из великих храмов Египта любое сокровище, не прибитое гвоздями, в итоге