Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй - Альманах Российский колокол

Раньше, когда он обращал свой взор вверх, он видел над собой только чистое небо и солнце и ничего кроме этого. Совсем иным образом обстояло дело сейчас. Во-первых, над ним находилась какая-то явно покосившаяся балка.

«Ле-ва-я Сто-ро-на», – по слогам прочитал Угол При Вершине надпись на балке, когда к нему вернулась способность соображать.

Во-вторых, вид на балку загораживало что-то до боли знакомое.

«Неужели?!» – пронеслась в мозгу длинная, как огородный шланг, мысль.

Упв узнал их – это были Биссектриса, Медиана и Высота.

Но боже! В каком жалком они предстали виде! В душу ядовитым пресмыкающимся стало вползать нехорошее предчувствие. Он попытался взять себя в руки, но это плохо получалось. Попробовал насвистеть что-нибудь мажорное. Но на ум приходило только минорное. Тогда он отряхнул с лацканов неизвестно откуда взявшуюся пыль, которой не видал со дня ДВНВ[11], хотел поправить галстук, но понял, что, наверно, в суете потерял его, и судорожно похлопал себя по груди.

Так! Вот он, бейджик с именем, на месте. Недаром эта драгоценная табличка прикреплялась непосредственно к телу Угла При Вершине с помощью разработанной по спецпроекту в одном из госконцернов Треугольника экстрапылевлагонепроницаемой пуленепробиваемой нанобулавки из супертитанового сверхсплава. Упв с замиранием сердца перевел взгляд на табличку: на порядком исцарапанной поверхности, еще сохранившей следы лака очень модного цвета, вместо красивого, лаконичного, ставшего душераздирающе родным за годы Вершенья имени Упв от руки, кривыми буквами было нацарапано незнакомое слово.

«Лупо», – холодея, прочитал он…

Прежде чем опуститься в бессилии на новенькое Основание, которое уже ловко приколачивала к полу бригада свалившихся как снег на голову рабочих в синей спецодежде с надписью «РУ»[12]на спине, он уловил, как где-то наверху, в недосягаемой вышине величественного здания Треугольника, загремела праздничная музыка, раздался смех и хлопки приглушенных расстоянием взрывов петард.

Спустя минуту на голову посыпался мусор из смеси идиотски переливающихся всеми цветами радуги блесток и обрывков конфетти с сажей от пороховых зарядов…

Уфа, 2013

Этюд о рождении романа

Как появляется роман?

Конечно, его можно собрать из имеющегося вокруг нас в изобилии информационного хламья. Так плотник сколачивает баню или дом, по прихоти потребителя украшая свое изделие резными наличниками, балясинами, розетками, рустами и другими вывертами.

Или же подобно портному – скроить и пошить. Подобрать соответствующую литературную канву; смастерить аппликации, клинья, рюши и другие детали, немаловажные для коммерческого успеха предприятия. Сметать все это вместе; ну, разумеется, примерить на фигуру заказчика. И, если нигде не жмет, не тянет, ладно сидит, тогда, естественно, вжик-вжик! – сшиваем. Готово!

А можно состряпать, как повар кушанья: для любителей острого не поскупиться на специи; для сладкоежек – обязательно клубничку на десерт; для особ чувственных, сентиментальных – подмешать горсть душещипательных вкусовых добавок. Соблюдаете диету? Не беда – можно «на пару», без соли и перца…

À votre disposition, Madame et Monsieur!

Но что, если настоящее произведение закодировано в особенном геноме, хранящем все его мельчайшие подробности и ожидающем момента синтеза с долгожданной половинкой – слияния в созидательную спираль, которая и порождает эмбрион фабулы? И если это так – как подстеречь момент прозрения, чтобы вовремя высечь кресалом умения из кремня воображения божественную искру на огниво замысла?

Может статься, одарённый сочинитель подобен геологу. Он ведет разведку месторождений словесности. Авантюрист, кладоискатель! Сирены тщеславия сладкими голосами завлекают его в ловушку глории. Он ищет, взывает к дщерям Зевса и Мнемосины. И однажды, набредя на залежи пока еще неотчетливых мыслей, альпенштоком вдохновения пробивает последнюю преграду, чтобы отворить дорогу источнику. Кипящим ключом вырывается тот из недр, давая начало сочинению.

В верхнем течении это пока еще едва различимый в тенистых дебрях сомнений и блужданий разума ручей. Но, как учат мудрые китайцы: «Цзянь ли чжи хан, ши юй цзу ся» – «дорога длиною в тысячу ли начинается с первого шага». Ручей исподволь набирает силу от впадающих в него притоков фантазии и превращается в текущую по сюжетному руслу полноводную реку повествования, где в среднем течении под спокойной с виду поверхностью затеваются хитросплетения интриги, чтобы в конце концов забурлить на порогах страстей и низринуться ниагарой развязки с отвесного обрыва кульминации.

Но, прежде чем это произойдет, предстоит преодолеть тернистый путь, извлечь из тайников сознания ту скалу, от которой необходимо отсечь все лишнее.

Что же влечет автора – мгновенная молния славы или путь к ней?

Он и демиург этой волшебной реки, и первопроходец по ее водам. Он отверг супермаркеты литературных полуфабрикатов и отказался жарить их на сковороде конъюнктуры. Отправившись в плавание и выйдя на фарватер, пристально вглядывается в берега. Причаливает. Бродит. Неутомимо собирает хворост для костра своего творения, стараясь свернуть с проторенных троп в нехоженые дебри; подыскивает тихие заводи для лирических отступлений; перебирает найденные сокровища; отделяет, подобно сеятелю, зерна от плевел и каждое из них оттачивает и шлифует на оселке мастерства. Персонажей помещает под лупу своего интеллекта: препарирует, влезает к ним в душу, одаривает или карает, возносит или свергает; бывает, лишает жизни, а если пожелает, то и воскрешает.

Затем виртуозно вплетает в свой рукотворный поток. В этот час он повелитель, король, бог!

Но увы! Ни одному королю еще не удавалось всецело властвовать над своими подданными.

Неизбежно приходит час, когда он вдруг с удивлением осознает, что более не в силах полностью управлять героями и событиями. Они неожиданно становятся упрямыми и неподатливыми – отказываются повиноваться его воле. А если все же задумает что-либо изменить, приходится разворачивать лодку и возвращаться назад – грести против течения, выбиваясь из сил, порождая водовороты новых событий; затем повторить путь вниз. А добравшись вновь до места разворота, с удивлением обнаружить незнакомые берега.

«Как причудливо тасуется колода!» – воскликнул когда-то Князь тьмы.

«Как причудливо сплетается ткань повествования!» – воскликнем и мы вслед за ним.

Итак, путь пройден? Или он только начинается? Осилил ли дорогу идущий?

Скорее нет, чем да. Сотворенная им река впадает в океан беллетристики, но она лишь одна из бесчисленного множества ей подобных.

А бедняга надеется – закончив труд и проснувшись однажды с легкостью в сердце и праздничным чувством в просветленной голове, ждет, когда же благодарный всепонимающий читатель воскликнет: «Бетховен эпитета! Микеланджело метафоры! Пикассо сюжета!»

Вполне возможно, он не тот, не другой и не третий. Увлекшись процессом поимки несуществующей черной кошки в темной комнате, впал в наивное заблуждение, искренне посчитав поклевку