История твоего «Я». Вся правда о deepfake - Андрей Владимирович Курпатов

Немногие из нас могут похвастаться тем, что они выдумали хотя бы даже одно слово, которое стало бы общим для значительного числа людей, – слово, которое обозначало бы что-то, чего до этого человека никто не видел (не представлял) и как-то не обозначал.

Все слова, которыми мы пользуемся, нами взяты из общения и взаимодействия, пусть даже косвенного, с другими людьми.

Да, понимание слов, которыми мы пользуемся, – точнее, того, что за ними вроде как скрывается, – мы создаём сами. И это непростой труд: понять любое слово (как термин, как понятие) – это не значит просто разобраться в том, что имеется в виду в данном конкретном случае и контексте. Тут можно просто «догадаться по смыслу» и забыть.

Подлинное понимание – это нечто большее. Понять – это значит создать в себе самостоятельное, функциональное, «живое» представление. То есть это не понимание чего-то, а воссоздание этого «чего-то» внутри самого себя как бы по образцу, показанному мне в общении с другими людьми (усмотренного мною, когда я с ними взаимодействовал).

Что, например, скрывается для вас за словом «любовь»? Что под этим словом предполагается? Вы не могли бы этого знать, если бы сами не испытывали каких-то чувств, которые вы и обозначили словом «любовь», потому что в схожих вроде бы ситуациях другие люди им пользовались.

То есть вы как бы совместили в себе нечто своё – какое-то своё чувство-переживание – со словом, которое является общим для нас. Это и ваше чувство-переживание, и ваше соединение его со словом (обозначение) – именно вы решили, что это общее слово вам в данной ситуации подходит. Что тут общего, кроме знака – слова «любовь»? Ничего.

Мы насыщаем индивидуальным содержанием общие для нас всех слова. То есть слова – это, по существу, некие лингвистические, знаковые контейнеры.

Что в этом вашем бурдюке, мешке для вина – вино, вода, кровь, жидкий азот? Об этом знаете только вы, потому что это вы его наполняете своим содержанием. Для другого человека любое ваше слово – это просто контейнер с неизвестным содержимым. Услышав от вас это слово, он мысленно наполняет его уже своим содержанием.

Эффект индивидуального понимания возникает в тот момент, когда в нашем мозге формируется интеллектуальный объект, который представлен словесной формой и содержанием, которое мы же сами этой форме и приписали. И в таком виде он встраивается нами в стену нашего внутреннего понимания мира и выступает как «орудие», с помощью которого мы будем производить другие интеллектуальные объекты.

Фёдор Иванович Гиренок говорит, что наш «галлюциноз», порождённый «взрывом галлюцинаций», населён «призраками», и они более реальны, чем всё, что нам кажется реальным. Как я понимаю, речь идёт именно об интеллектуальных объектах нашего индивидуального внутреннего мира, нашего индивидуального МИФа.

Физика, совесть, поэма, деньги, любовь – это всё «призраки». Да, у них могут быть какие-то фактические воплощения – в материи, в её проявлениях, во взаимодействии людей. Но то, что для нас за ними стоит, – тот смысл, который мы вкладываем в эти слова, – это вещь несуществующая, призрачная. Её нельзя ни увидеть, ни пощупать, ни разобрать на части, чтобы потом собрать в прежнюю целостность, – это «призрак».

Всё, с чем, как нам кажется, мы имеем дело в этом мире, вроде бы и есть, но на самом деле – это просто совокупный, общественный, социальный эффект. Нам лишь кажется, что мы разделяем какое-то общее знание с другими людьми. Это не так, у нас с ними просто есть схожие «призраки». И никакой «ноосферы» как общего сознания (или, точнее, общего галлюциноза) не существует.

Каждый из нас лишь воссоздаёт самую маленькую толику этого, на деле несуществующего культурного мира, в котором при этом мы все с вами и живём. Мы – каждый из нас – это те призраки общих знаний, которые отдельными отражениями находятся в сознании разных людей, но нигде не существуют – ни в целом, ни в идеальной, платоновской форме.

В каком-то смысле прав был Платон, который говорил о том, что эйдосы существуют в «занебесье», то есть нигде в реальном мире мы их не найдём. Даже боги, согласно его учению, катаются на своих колесницах по небесному своду, а эйдосы парят ещё выше, за небесами… Лучше про отсутствующее и не скажешь!

Но как тогда быть с нашим собственным «я»? Оно-то в таком случае не может принадлежать даже несуществующему «занебесью». Ведь «я», как мы помним, – это единственное общее для всех нас слово, которое обозначает только и исключительно нас лично. То есть у него просто не может быть общего для всех «призрака», он отсутствует в общем человеческом галлюцинозе…

ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ «СОЦИОКОД»

Такова уж наша отечественная культура, что гениев своих, особенно в области гуманитарных и общественных наук, мы ценим только мёртвыми. Пока они живы – мы их ругаем, маргинализируем, а то и вовсе репрессируем, но стоит умереть, как мы вдруг спохватываемся. Конечно, бывают счастливые исключения. Но в целом это не наш стиль, нам мёртвые гении как-то органичнее.

К числу таких гениев относится методолог науки Михаил Константинович Петров. Думаю, что эта фамилия вряд ли кому-то что-то скажет, но его теория социокода[73] была сформулирована и раньше меметики Ричарда Докинза, и, при всём моём огромном уважении к последнему, значительно глубже.

По датам, впрочем, они идут практически нос к носу: книга М. К. Петрова «Язык, знак, культура» была написана им в 1974 году, а «Эгоистичный ген» Р. Докинза опубликована в 1976-м (работа М. К. Петрова не прошла партийную цензуру и была впервые издана только в 1991 году, уже посмертно).

Оба автора проводят одно и то же сравнение между биологическим кодом и кодом социальным – сравнивают «гены» и те самые «мемы» или «призраки». М. К. Петров даже говорит о «социальной наследственности» и описывает фазы формирования «призраков» (сущностей, смыслов):

• коммуникация – координация деятельности людей;

• трансляция – передача освоенной индивидами информации от поколения к поколению;

• трансмутация – по существу, образование новых смыслов на основе предыдущих, а также наше индивидуальное усвоение знание через его воспроизводство по-новому в самих себе.

При этом Михаил Константинович показывает, что перерыв всего в одно поколение прерывает трансляцию и всё то «инобытие» знаний (сущностей, понятий, смыслов), которые несли люди до этого разрыва, утрачивается безвозвратно.

Недаром, видимо, Моисей 40 лет кругами водил свой народ, освобождённый из египетского плена, по безжизненной пустыне. Они могли бы добраться до обетованной