Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

визиря 22 января 1917 г. знаменует собой поворотный момент в истории Комитета «Единение и прогресс». После длительного этапа ежедневного управления делами руками великих визирей и министров, которые были то более, то менее покорными, КЕП публично подтвердил свою власть, поставив своего председателя во главе правительства. В своем поступательном движении по направлению к строительству новой Турции комитет имел возможность подвести баланс своей работы на своем ежегодном конгрессе, который состоялся 24 сентября 1917 г. в Стамбуле под председательством Мидхата Шюкрю, его генерального секретаря. Состав нового кабинета, избираемого Ассамблеей, не выявил никаких разительных перемен. Генеральный совет избрал свой кабинет, включавший Мусу Кязима, Саида Халима (бывшего великого визиря), Хайри-эфенди (шейх-уль-ислам), Хаджи Адиля (вали Эдирне, который организовал депортацию во Фракии осенью 1915 г.), Исмаила Энвер-паши (военного министра), [Гиритли] Ахмеда Насими [Саймана][4541], Ахмеда Джемаль-пашу (министра военно-морского флота), Мехмеда Джавида (министра экономики), Халил-пашу [Ментесе] (министра иностранных дел), Ахмеда Шюкрю (министра образования), Мустафу Шерефа, Гусейна Чахида (вице-председателя парламента) и Атиф-бея[4542] (первого делегата комитета иттихадистов, позже назначенного на должность вали Ангоры и Кастамону, армянское население которых он приказал депортировать или уничтожить)[4543].

Центральный комитет также оставался стабильным по составу. Кроме Мехмеда Талаат-паши и Мидхата Шюкрю, генерального секретаря, были избраны или переизбраны: д-р Назим, [Кара] Кемаль (министр снабжения, который был обвинен в создании «турецких» предприятий], [Юсуф] Риза[4544] (который занимался активной деятельностью в районе Трапезунда), Зия Гёкалп (идеолог комитета), Эйюб Сабри [Акгёль][4545] (федайи, который был постоянным членом Центрального комитета с 1908 по 1918 г.), д-р Рюсуги[4546] (который занимался активной деятельностью в Азербайджане и области Ван), д-р Бахаэддин Шакир (председатель Особой организации) и Филибели Ахмед Хильми[4547](вице-председатель Особой организации, который отвечал за операции в Эрзуруме)[4548]. Единственным примечательным продвижением в высшем органе партии было продвижение Хильми, который был правой рукой д-ра Шакира. Кроме того, следует отметить, что Центральный комитет теперь стал состоять из десяти членов и что лица, которые предположительно выступали против уничтожения армянского населения, теперь входили в состав как кабинета генерального совета, так и Центрального комитета. Даже Мехмед Джавид, который дистанцировался в начале войны, снова вошел в состав кабинета. Таким образом, не следует придавать слишком большое значение возражениям некоторых лидеров партии против антиармянских мер, тем более что наши знания о таких возражениях в основном базируются на сведениях, полученных позже некоторыми из их сторонников[4549]. Также возможно, что к началу осени 1917 г. армянский вопрос стал считаться закрытым, и казалось благоразумным больше на уровне правительства его не поднимать.

Обращение великого визиря, или Узаконивание государственного насилия

Обращение, с которым выступил Талаат-паша, может представить лишь косвенные признаки характера дебатов, имевших место внутри партии, поскольку оно должно было быть обнародовано на следующий день[4550]. Прежде всего министр повторил в присутствии всех доказательств официальный тезис об условиях, на которых Турция вступила в войну: «Морская атака русских в Черном море и нападение на суше на наши границы заставило нас принять сторону, к которой наша историческая судьба подтолкнула нас и занять наше место в одном ряду с великими державами»[4551]. Что же касается главного обвинения против Османской империи в государственном насилии, Талаат-паша чувствовал необходимость уделить больше половины своего обращения позиции правительства в отношении его нетурецких субъектов. Стоит остановиться на его замечаниях, которые представляли собой резюме и оправдание. «Наши враги, — начал он, — повсюду говорят, что мы плохо обращаемся с воюющими сторонами и вражескими комбатантами и что мы совершили всевозможные зверства в отношении армян и евреев, живущих в империи. К счастью, однако, люди, проживающие в разных местах, начинают понимать возмутительную пагубность таких сообщений, которые мы и многие стороны, соблюдающие нейтралитет, оспариваем во имя гуманности и справедливости». По информации великого визиря, американский посол Авраам Элкус и американские консулы Джексон и Бордон разоблачили клеветнический характер обвинений, выдвинутых против страны[4552]. Эти утверждения, опровергаемые депешей вышеупомянутых дипломатов, были неотъемлемой частью метода оправдания младотурок, в котором те систематически обращались к «иностранным» свидетелям. При этом было не важно, что такие свидетели высказывали противоположное тому, что затем утверждали младотурки. В данном случае Талаат-паше было легче сделать такое заявление, поскольку дипломаты, упомянутые им, не посещали Турцию со времени вступления США в войну и поэтому не были в состоянии возразить ему. Апелляция к «человечности» и «справедливости» раскрывает еще одну характерную черту младотурецких лидеров: обращение к ценностям, к которым они были совершенно нечувствительны, чтобы убедить своих собеседников в своей этической чистоте. На самом деле младотурецкий режим никогда не связывал свою идеологию исключительности с насилием; младотурки последовательно укрывались за «настоятельной необходимостью военного времени», как если бы им было стыдно за идеологического монстра, которого они взрастили и оживили.

«Армяне, — напомнил великий визирь своим слушателям в длинном историческом экскурсе в отношении армянского вопроса, — на протяжении столетий представляли жизненно важный элемент под флагом империи; будучи трудолюбивыми мирными гражданами, они в полной мере пользовались благами заботы государства, до тех пор, пока они не увлеклись сепаратистскими идеями, пришедшими извне»[4553]. Затем Талаат-паша привел неизбежный аргумент: «Армяне, которых мы не считали способными на дерзость совершения актов измены отечеству в период текущей мировой войны, были интегрированы, как и другие группы, в подразделения армии, и им также выдали оружие. “Комитаджи”, которые молчали, пока мы не вступили в войну, перешли от спокойствия к революции, от лояльности к призывам к бунту, как только русские пересекли наши границы и заняли некоторые из наших городов и сел. В третий месяц войны Врамян, депутат парламента из Вана, представил вали этого вилайета меморандум с подробным изложением армянских претензий; и этот меморандум был идентичен тому, что был ранее представлен Блистательной Порте. За представлением этого меморандума последовали дезертирство армянских солдат, завербованных в армию, которые бежали в горы с оружием, и нападения на жандармов и мусульманское население. В этой связи правительство империи объяснило патриарху и депутатам комитета в Константинополе всю серьезность ситуации, советуя им принять превентивные меры. Полтора месяца мы ждали результата. И только после восстания в Ване, до фронтовой линии, и в Зейтуне, за ней, повсюду полиция провела обыски, поскольку командиры армии указали на необходимость их проведения. Оружие, бомбы и взрывчатые вещества были найдены в Диарбекире, Урфе, Кайсери, Исмите, Адабазаре, Байчеджике, Амасии, Сивасе, Мерзифуне, Трапезунде, Самсуне, Арабкире, Малатьи, Дёртьёле, Хаджине, Бурсе, Эрзуруме, Эрзинджане и других населенных пунктах. В основном вышеупомянутые устройства были обнаружены в монастырях и церквях»[4554].

Придерживаясь