Живая вода и вещее слово - Александр Николаевич Афанасьев

урожай винограда. Средневековые писатели прямо говорят, что колесо это принималось за священное изображение солнца. Подобный обряд спускания с горы огненного колеса совершается у хорутан; о том же обыкновении упоминает Сарторий в путешествии своем в Каринтию; в Галиции еще недавно (в 1844 г.) спускали зажженное колесо в Днестр. Русские поселяне, встречая во время Масленицы весеннее солнце, возят сани, посредине которых утвержден столб, а на столбе надето вертящееся колесо. В Сибири сажают на это колесо парня, наряженного в женское платье и кокошник, что согласно с нашими народными преданиями, олицетворяющими солнце в женском образе; в Виленском повете вместо того привязывают к колесу чучело, которое и вертится на нем. Поезд сопровождается песнями и музыкой; в иных местах славят при этом Коляду, т. е. новорожденное солнце, и палят солому. В Воронежской губ. на Троицын день крестьяне Солдатского села, меняясь венками, поют песню:Криво колесо, Куда катишься? – Я катюсь-валюсь По это село, По это село По Солдатское, Закотельное.

В некоторых местностях Малороссии существует обычай, который состоит в том, что на празднике Купалы откатывают от зажженного костра колесо, выражая таким символическим знаком поворот солнца на зиму. То же выражалось и сейчас описанным скатыванием огненного колеса в реку: после поворота своего летнее солнце начинало спускаться с вершины небесной горы, и горячие лучи его точно так же погашались в дождевых потоках наступавшей осени, как пламя спущенного с горы колеса умирало в волнах реки. Разводимые на Иванову ночь костры нередко возжигаются пламенем, нарочно добываемым через трение сухого дерева о старое колесо. Купальские или Ивановы огни слыли у германцев огнями солнечного поворота и небесными. Эдда дает солнцу название прекрасное, блестящее колесо. Болгары называют декабрь – коложег, т. е. месяц возжжения солнечного колеса – время, когда нарождается солнце. Прометей, славный похищением небесного огня, запалил свой факел от колеса солнцевой колесницы.

Кроме описанных нами праздничных обрядов, можно указать и на другие следы суеверного уважения к колесу как эмблеме солнца. В Ишимском уезде уцелела поговорка: «Жили в лесу, молились колесу». Во время скотского падежа немецкие крестьяне, чтобы отвратить беду, зажигают костер и перегоняют через него свои стада; этот целебный огонь добывается вращением и трением оси, вставленной в ступицу колеса. В Тамбовской губ. протаскивают маленьких щенков сквозь жерло колеса для того, чтобы они не могли впоследствии сбеситься; а в Смоленской губ. ни за что не станут жечь в печи старых изломанных колес, чтобы овцы не страдали кружением, вертячкою (известная болезнь у овец). Заболевших куриною слепотою заставляют смотреть в ступицу старого колеса и надеются, что через это восстановится утраченная сила зрения: всепросветляющий, колесу подобный глаз – солнце избавит больного от слепоты так же, как избавляет он мир от ночной слепоты, так золотое кольцо охраняет зрение от вредного действия оспы и кори. Оба слова «колесо» и «кольцо» лингвистически тождественны, и в означенном поверье золотое кольцо есть символ солнца. Финны принимают солнце за металлическое кольцо, в середине которого заключена огненная материя. Вот слова финской песни, обращенные к Солнцеву сыну: «Вознеси огонь на небо в середину золотого кольца, пусть оно светит днем и покоится ночью, восходит поутру и закатывается вечером». На этой метафоре, уподобившей дневное светило золотому кольцу, основаны предания о волшебном кольце, которое обладает чудесным свойством удовлетворять все желания своего счастливого владельца; так как, сверх того, солнце представлялось драгоценным камнем, то в замену кольца народные сказки говорят иногда о волшебном перстне.

Блестящие небесные светила: солнце, луна и звезды – казались поэтической фантазии древнего человека дорогими самоцветными каменьями, украшающими свод небесного чертога. Жилища богов, по мнению язычников, сияли златом, серебром и алмазами. У индийцев солнце – светлый, горящий камень дня; то же воззрение разделялось и народами классического мира: греками и римлянами, как доказывают свидетельства памятников, собранные Шварцем. О звездах и месяце встречаются подобные же выражения, как о небесных камнях. Русская народная загадка изображает месяц и солнце двумя яхонтами. В сказочном эпосе, столь богатом древнейшими мифическими представлениями, находим любопытный рассказ о герое, который отправляется в подводное царство (дождевые облака) и добывает оттуда драгоценный камень, превращающий своим сиянием темную, непроглядную ночь в ясный день. Камень этот соответствует блестящему карбункулу немецких саг, о котором рассказывают, что в мрачных пещерах (облачных горах) карликов он озаряет все ярким дневным светом. Вместе с олицетворением божественных сил природы в человеческих образах блестящие светила стали рассматриваться как драгоценные наряды: солнце явилось чудесным перстнем на руке бога, ночное небо – великолепной мантией, усыпанной бриллиантами-звездами и застегнутой на груди запонкою – месяцем; богиня весна, срывая туманные покровы, облекающие мир в зимнюю половину года, убирается в одежды, украшенные золотом, серебром и самоцветными камнями. Так, понятия, совершенно различные, будучи сближены между собою ради сходства только некоторых признаков, взаимно переплетаются и ведут к сложным и запутанным представлениям в области народных верований.

Рождественские святки на Полтавщине. Художник С. Васильковский

Древние поэты любили изображать солнце блестящим небесным щитом. Глаз Одина (солнце) уподоблялся то движущемуся колесу, то круглому воинскому щиту; сравнивали со щитом и одинокий глаз циклопа. По скифскому преданию, от Солнца (блестящий диск) родились три сына, и между ними один назывался князь Щит. В старинной русской сказке о богатыре Еруслане выведен на сцену вольный царь Огненный Щит, выезжающий на восьминогом коне, подобно скандинавскому Одину, у которого был превосходный конь Слейпнир о восьми ногах. Вот это замечательное предание: во время отсутствия Еруслана пришел в его родную землю враг, разорил города, взял в плен отца Ерусланова и двенадцать других богатырей, выколол им глаза и посадил в темницу.

Когда Еруслан узнал о таком несчастье, он поехал за тихие воды, за теплые моря – к вольному царю Огненному Щиту и Пламенному Копью. Царь этот, по свидетельству сказки, ни в огне не горит, ни в воде не тонет; он испускает из себя пламя и пожигает своих врагов. На картине, оттиснутой в лубочном издании сказки, вольный царь изображен на коне; голова его увенчана короною, в руках – круглый щит, подобно солнцу испускающий во все стороны огненные лучи, и копье, на острие которого горит пламя.