Антропология недосказанного. Табуированные темы в советской послевоенной карикатуре - Анна Шевцова

Эти проблемы нашли отражение не только в карикатуре. Например, Д. Л. Быков обратил внимание, что в конце 1970-х появилось сразу несколько романов и повестей

о карьеризме, о вырождении отечественной науки, о беспрерывном подсиживании – вообще о том, как этой науки, в сущности, больше нет, а есть опять-таки тотальная имитация на ее месте[321].

В целом подобные обвинения не были беспочвенными, особенно в гуманитарных науках:

Балабушевич взялся возглавить группу сотрудников и создать «коллективную монографию» под названием «Гегемония рабочего класса в революционном движении в Индии». Четыре года ему понадобилось и дирекции, чтобы понять, что никакой гегемонии рабочего класса в Индии не было, и лишь в 1955 г. тема была тихонько ликвидирована. Чем занимался Балабушевич эти четыре года, одному богу известно[322].

В самом конце советской эпохи в карикатурах появляются актуальные и сегодня сюжеты о рентабельности исследований, например сюжет об отчетном докладе знаменитого этнографа Н. Н. Миклухо-Маклая: «Вы хоть поездку-то оправдали?» (26/1989). Характерно, что это был практически единственный случай персонификации ученого.

Товарищ Снотворный и наука на овощебазе

Оторванность науки от реальности стала сюжетом многочисленных едких карикатур. Это и лекция по разведению северных оленей на Кавказе, и комический инструктаж доярок с наглядным материалом в виде надутой перчатки, и образ лектора как «Товарища Снотворного»[323].

Из этих тем плавно вытекала и тема бесполезности ученого сообщества, которая часто переплеталась с темой его дармоедства. Образ ученых, весело проводящих время за банкетным столом, был широко распространен в 1970-х. Естественно, что и защита диссертаций ассоциировалась прежде всего с банкетом для членов диссертационного совета[324]. Пиршеству в честь диссертанта неизменно сопутствовали неумеренные возлияния. Подобные критические выпады могли иметь реальную подоплеку:

Давали научную продукцию хорошо если 25–30% научных сотрудников, остальные или руководили всякого рода отделами и секторами, или занимались в основном так называемой общественной работой, то есть заседали в парткоме, месткоме и т. п., или же просто получали зарплаты. Я уже писала об Ашоте Мхитарьяне, который за все время работы в институте напечатал две статьи, да и те на машинке [то есть они остались в рукописи. – И. А., А. Ш.]. Он подвизался в другом отделе до самой пенсии, при переходе на которую ему дали медаль «Ветеран труда»[325].

Аналогичная ситуация складывалась не только в гуманитарных научных институтах:

Муж у меня в почтовом ящике работал… Он мне рассказывал: «Ты не представляешь, какой это цинизм. В восемь утра все должны быть на месте. Охрана с пистолетами, ни войти, ни выйти в середине рабочего дня. И все слоняются по коридорам, людям нечего делать. От тоски и скуки уже трахаются по туалетам. В шахматы открыто играют, бабы вяжут платья. При этом – крутой «ящик», правительственная связь[326].

На этом фоне неудивительно, что в карикатурах при отчете научного института из всех открытий упоминаются только открытия филиалов. В данном случае упреки карикатуристов полностью совпадали с официальными замечаниями:

На сегодня с эффективностью труда в науке не все благополучно. Возрастание численности ученых сопровождается понижением их творческой активности… Причем эта закономерность имеет повсеместный характер[327].

Еще одной темой, подчеркивающей «эффективность» советской науки, конечно, были поездки «на картошку». Как ни странно, сюжеты с профессорами на овощебазах в карикатуре фигурировали нечасто, хотя они нашли отражение даже в кинематографе, например в фильме Эльдара Рязанова «Гараж» (1979). Сбор рекордных урожаев был далеко не единственным непрофильным занятием для советских научных сотрудников. Так, А. А. Вигасин в своих воспоминаниях о В. Н. Романове упомянул еще более интересный эпизод:

Академическая действительность того времени представляла собою нечто весьма своеобразное. Едва ли не единственное поручение, которое получил новый сотрудник (о чем он рассказывал со смехом), было: с помощью бумаг от академического начальства раздобыть дефицитный голубой финский унитаз для квартиры заведующего отделом[328].

Поскольку наука являлась полем соревнования двух систем, в советской сатире периодически возникали и образы ученых «капиталистического мира». И если на советском ученом все же лежала тень элитарности и достатка, то ученый, особенно гуманитарий, в западных странах в 1970-х изображался маргиналом, постоянно озабоченным поиском работы.

В конце советского периода неожиданно актуализировалась тема устаревания научного знания и технического отставания СССР (05/1987, 04/1989, 07/1989, 05/1990). Но если раньше карикатуристы под наукой подразумевали в первую очередь точные дисциплины, то в начале 1990-х речь зашла и об очевидном кризисе в гуманитарном, прежде всего историческом знании. Яркие примеры – надгробный памятник «Краткому курсу истории ВКП(б)» (19/1988) и откровенные упреки («Много белых пятен») учебнику по Истории СССР (25/1991) на одной из первых известных работ знаменитого карикатуриста Сергея Елкина.

Главрепка, или Бюрократы

Проблема раздутых штатов привлекала внимание карикатуристов постоянно. При этом ее вынуждены были признавать и сами ученые:

Впоследствии от нашего большого отдела начали отпочковываться другие сектора и отделы. Иногда такое разделение имело смысл, но порой производилось просто для того, чтобы появилась новая высокая должность заведующего отделом. Не секрет, что штаты научных учреждений, в том числе нашего, были тогда непомерно раздуты[329].

Естественно, что сверхусложненые научные структуры с избытком административно-управленческого персонала автоматически провоцировали излишнюю бюрократию, однако именно эта тема осталась за пределами внимания советских карикатуристов. Редкий пример – карикатура «Золотой век болгарской письменности» болгарского графика Георгия Анастасова, изобразившего ряд ученых, смиренно строчащих бесконечные доклады, заявки, отчеты. Крайне актуальны и сегодня образы научных сотрудников, погребенных под отчетами и докладами (07/1963) или заблудившихся в лабиринте регламентирующих постановлений[330]. Однако самым ярким образом бюрократического абсурда в науке можно считать демонстрацию археологов, собирающихся найти «сверх плана одну гробницу с золотом, серебром и слоновой костью 5-го века до н. эры!».

Одной ногой стоял в прошлом, а другой приветствовал будущее

Помимо бесполезности исследовательской работы, не менее часто критике подвергалась и подвергается до сих пор качество научной коммуникации. Символом критического отношения к научным докладам стала карикатура Бориса Ефимова «Дятел докладодолбящий».

(«– Ну вот и на нашей базе налажена научная организация труда!») Самойлов Л. С. Альбом. М.: Сов. художник, 1981. (Мастера советской карикатуры). С. 22

Академик Телятников задремал однажды посередине собственного выступления[331].

Большинство проблем, обозначенных советскими карикатуристами, до сих пор актуально: например, вилы как основной инструмент соблюдения регламента доклада (06/1963); ученый, не реагирующий на отсутствие публики (21/1976); доклад с