Антропология недосказанного. Табуированные темы в советской послевоенной карикатуре - Анна Шевцова

В 1950–1960-х карикатуристы высмеивали лекторов-начетников, попугайски повторяющих один и тот же набор цитат. Советский индолог Кока Александровна Антонова вспоминала еще об одном мастере слова:

Я обратилась с такой просьбой к Гагарину, председателю профсоюза работников высшей школы и научных учреждений, о котором ходили слухи, что он был автором выражения: «Одной ногой стоял в прошлом, а другой приветствовал будущее»[332].

Несмотря на то что популяризация научных знаний действительно имела массовый характер и, безусловно, провоцировала у части аудитории живой интерес к науке, образ вгоняющего в сон лектора-ученого регулярно продуцировался и по другим каналам, например, довольно часто он встречался в кинематографе – «Неподдающиеся» (1959, реж. Ю. Чулюкин), «Карнавальная ночь» (1956, реж. Э. Рязанов). Отчасти это могло быть связано с уже упомянутой и все возрастающей в послевоенный период закрытостью науки от общества.

В «Крокодиле» данный момент почти не находит отражения напрямую, да и целевая аудитория журнала, знакомая с публичными лекциями, которые зачастую были обязательными, вряд ли часто сталкивалась с проблемой чтения научной литературы.

Диссеромания

Особенно удавалось отечественным карикатуристам обыгрывать тягу к получению ученых степеней и званий с причитающимся пакетом социальных благ, а также тезис о том, что «ученым можешь ты не быть, но кандидатом стать обязан». Показателен диалог из повести Г. Н. Троепольского «Кандидат наук», где получение степени приравнивалось к статусу ученого.

– В науку, значит, не удалось… проникнуть?

– Как это, простите, «проникнуть»?

– Ну, может быть, неточно выразился… Гм… Все достигают. Стараются достигать вершин науки. Диссертации, обобщения… опыты[333].

Надбавка за ученую степень, оклад на новой должности и добавочные квадратные метры жилплощади могли качественно изменить уровень жизни:

Потом ты становился младшим научным сотрудником и получал уже 105 рублей. Это сильно увеличивало благосостояние. С «младшего научного» я «слезла» только после защиты кандидатской – в 1978 году. У кандидата было уже 175 рублей. А чтобы стать старшим научным сотрудником, надо было, чтобы кто-то из старших научных умер и освободил ставку[334].

Все это привело к тотальной охоте за степенями, которая нашла отражение в карикатуре: это и высосанный из пальца текст[335]; и «Дутыш псевдоученый», и «знаменитый подопытный козел, с которого выдоили уже не одну диссертацию». Созвучный этим визуальным типам персонаж недоучки-карьериста Гордея Кабачкова, блистательно сыгранный Георгием Бурковым в фильме «Добряки» (1979, реж. К. Шахназаров), интересен не только своими талантами афериста. Он защищает диссертацию и затем стремительно делает карьеру в Институте античной культуры при попустительстве «добряков» – бесхребетных членов диссовета. Расхожий образ – превращение самой диссертации после защиты в мусор, пригодный только для детских игр или в качестве гнета для засолки капусты (34/1975).

Потом Корнилов вспомнил о том, что ему предстоит еще неприятное дело – писать отзыв на одну диссертацию. Диссертация слабая. Повторение старых прописных истин. Чего стоит хотя бы эта врезавшаяся в память фраза: «Совершая преступление, преступник во многих случаях старается согласовать свои действия с конкретной обстановкой». Да ведь это каждому известно еще со студенческой скамьи! Зачем же толочь воду в ступе, ради чего выдавать банальность за открытие? Ради прибавки в жалованье? За такие диссертации надо бы лишать права заниматься научной работой! Но шеф просил поддержать. Он официальный оппонент, неудобно устраивать погром. Придется писать уклончиво, хитрить[336].

Подобные киносюжеты вокруг не вполне здоровой страсти к получению степени и связанными с этим моральными дилеммами для советского кинематографа 1970-х были довольно стандартными: «Страх высоты» (1975, реж. А. Сурин; «Лекарство против страха» (1978, реж. А. Мкртчян), «Летаргия» (1983, реж. В. Лонской).

Советский диссернет

Плагиат в академической среде отнюдь не был редкостью. В последние годы благодаря активной деятельности сетевого сообщества «Диссернет» тема фальшивых диссертаций стала одной из самых медийных. При этом тема «соавторства» и плагиата – сквозная на протяжении всего послевоенного периода, ей посвящено не менее 15% научных сюжетов в сатирической печати.

Иногда прямо показывалась традиция «диссертационных негров» (06/1965, 03/1973, 18/1979), когда молодой специалист был вынужден работать на диссертацию начальства, о чем писали в мемуарах и отечественные исследователи[337]. Порой вещи назывались своими именами, как в случае с памятником плагиатору (17/1973), или чуть более застенчиво, как в рубрике «Следы чужой музы» (18/1979). Тему иерархичности затрагивает множество изображений, где диссертацию раздувшемуся от важности чиновнику от науки пишут его консультанты, референты и младшие научные сотрудники. Характерный пример – рисунок М. Битного, где зав. лабораторией с улыбкой говорит интеллигентному юному очкарику: «Рано вам, молодой человек, писать кандидатскую диссертацию: напишите сначала мне докторскую!» (18/1979).

В период перестройки авторы стали показывать и негативные результаты подобного рода вмешательств в реальную жизнь: изобретение пятого колеса для телеги по настоянию соавторов, традиция «братских могил», когда из членов так называемого творческого коллектива реально работал только один, самый скромный, «соавтор» и т. п.

С темой «охоты на диссертации» тесно переплетались многочисленные сюжеты кумовства и местничества в науке. В начале 1950-х напрямую говорилось о диссертациях «по наследству» (19/1952, 24/1952), позже подобные сюжеты появлялись применительно к теме высшего образования, устройству «по блату» в институт, сдаче сессии или удачному распределению.

…этот милый дом был населен многочисленной профессурой: вымирающими старцами и их деканствующими детьми и аспирантствующими внуками (хоть и не во всех семьях преемственность складывалась столь успешно), – потому что по соседству располагались три высших учебных заведения и несколько научно-исследовательских[338].

Подводя итог, отметим, что в целом советская карикатура в случае с наукой действительно выполняла свои общественные функции и показала многие реальные проблемы советской научной системы. Но акцент традиционно был сделан не на качестве системы в целом, а на отдельных человеческих недостатках; реальные системные пороки (идеологизированность, контролируемость, иерархичность, изолированность от мира, милитаризованность и секретность) по понятным причинам вообще не попадали в сферу интересов официальной карикатуры. Подобный подход позволял дополнительно контролировать не всегда достаточно лояльную научную аудиторию.

Вместо заключения

Мы благодарим читателя, вместе с нами добравшегося до последних страниц этой книги. Несомненно, у вас сложилось собственное представление о предмете исследования, и не так важно, удалось ли нам в чем-то вас убедить. Напомним только, что у авторов не было задачи охватить всю историю советской послевоенной повседневности, и даже все табуированные для советского официального дискурса темы. Более того, мы не претендовали на описание истории Советского Союза, показанной карикатуристами «Крокодила».

Мы хотели лишь показать,