Перекрестки судеб - Михаил Дёмин

Листая страницы досье, Савицкий все время испытывал чувство, будто оно состряпано наспех, на скорую руку. Например, все детали биографии Игоря Беляевского, все сведения о его прошлом даны были здесь на основании телефонограммы, поступившей в июле месяце из Хабаровска; об этом прямо говорилось в соответствующей справке. Но самой этой телефонограммы – текста ее – в досье не оказалось. Текст куда-то исчез…

Какая связь могла быть у Беляевского с Дальним Востоком? До недавнего времени о нем здесь не было слышно; имя его стало мелькать лишь с середины лета. Что ж, весьма возможно, он как раз и прибыл тогда с Востока! Но если это так, ни о каком участии в прошлогодних кражах не могло быть и речи…

И было еще одно обстоятельство, сбивавшее с толку молодого криминалиста.

Над Игорем Беляевским тяготели не только грозные подозрения; он также обвинялся в недавней дорожной краже – в похищении чемодана. Обвинение считалось доказанным. В досье содержалось постановление об аресте преступника. Причем постановление это было выписано на основании показаний некоего Грачева – мужа потерпевшей. «Почему – мужа? – искренне недоумевал Савицкий. – С какой стати он здесь оказался? И где же сама потерпевшая? Зачем вообще опираться на свидетельства косвенные, окольные, в то время как можно использовать – прямые?.. Нет, это дело надо пересмотреть. Надо разыскать потерпевшую и выяснить – в чем суть…»

Вот так и была в результате вызвана в управление милиции Наташа.

Беседа ее с Савицким продолжалась, в общем, не долго. Нам уже известно – о чем шла речь. И хотя следователю хотелось расспросить Наташу о многом другом – он все же сдержался, не стал ее заранее настораживать и тревожить… А в том, что женщина эта могла бы его просветить и поделиться с ним любопытными деталями, – Савицкий не сомневался ни на минуту! Он постигал это, угадывал – тем особым, хищным, неизъяснимым чутьем, которое ведет охотничьего пса по верному следу… След в данном случае еще не проявился, не обозначился, но Савицкий уже знал, что рано или поздно он выйдет на него. Выйдет непременно! Самое главное сейчас – не выпускать из поля зрения женщину.

Высокий, узкоплечий, с длинным лицом, с густой копною льняных нечесаных волос, он сидел в своем кабинете (нет, не в своем, а в кабинете бывшего начальника опергруппы), покуривал и размышлял обо всех обстоятельствах путаного этого следствия.

Китель его был небрежно наброшен на плечи, узел галстука ослаблен и оттянут вниз. Белесые всклокоченные волосы торчали в беспорядке – лезли на лоб, на глаза и прикрывали сзади воротник (по поводу столичной этой причесочки много шутили в управлении). На столе перед Савицким лежала пухлая папка с надписью «Дело», виднелся стакан остывшего чая. Здесь же помещался миниатюрный транзистор, блистающий никелем и лаком; он был включен и выволакивал из своих глубин тягучую, надрывную песенку:

Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет,

Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет.

Не верьте, не верьте,

Когда по садам закричат соловьи.

У жизни со смертью

Еще не окончены счеты свои.

Посидев малое время в неподвижности, Савицкий решительно поднялся и выключил транзистор, напевая про себя – бормоча вполовину голоса последние строки песни: «У жизни со смертью еще не окончены счеты свои…»

Он аккуратно прибрался на столе. Смахнул окурки в корзину. Спрятал под замок «Дело» – предварительно вынув из него несколько бумаг и переложив их в портфель – и пошел к дверям.

Уже там – на пороге – он вдруг остановился, заколебался, исполненный смутных сомнений. Наморщил лоб, обхватил пятерней подбородок… «Да, да, все правильно, – прошептал он затем, – только так надо, только так. Другого выхода просто нету!»

Час спустя Савицкий уже находился в городской прокуратуре.

Принявший его человек (один из работников отдела по надзору за следственными органами) был лысоват, приземист – в квадратных очках без оправы, с седенькой остроугольной бородкой. Он выслушал Савицкого внимательно, не перебивая. Потом сказал, поскребывая в бородке желтым от никотина ногтем:

– Н-да, любопытно… Но простите, что вас больше всего тут беспокоит: общая практика ведения дел в управлении или же – частная судьба этого самого Беляевского?

– И то и другое, – пожал плечами Савицкий, – все ведь связано неразрывно!

– Н-да, пожалуй, – кивнул работник прокуратуры.

– Данный случай, по-моему, весьма типичен…

– Кстати – об этом случае. Вы что же, полностью теперь убеждены в невиновности вашего подследственного?

– Ну, не то чтобы полностью, – медленно проговорил Савицкий. – Но все же… Настоящих улик-то ведь нет!

– Но подозрения…

– Подозрения – еще не аргумент для ареста! Да и кроме того, сама потерпевшая отказалась от иска, решительно отказалась.

Савицкий щелкнул замком портфеля и извлек оттуда листок с заявлением Наташи.

– Вот, пожалуйста, прочтите сами!

Собеседник Савицкого принял бумагу. Снял очки. (У него оказались крошечные, блеклые, близко сошедшиеся к носу глаза.) И, помаргивая и щурясь, низко склонился над заявлением.

– Что ж, – сказал он, погодя. – Вы правы. Отказывается она от иска весьма решительно… – И добавил, кладя заявление в ящик стола: – Хотя это, конечно, тоже еще не аргумент.

– Почему? – удивился Савицкий.

– Ну, конечно, голубчик, – улыбнулся работник прокуратуры. – Личное свидетельство далеко не во всех случаях бывает бесспорным.

Округляя губы, он подышал на стеклышки – протер их тщательно. И вновь прикрыл глаза очками.

– Согласитесь: бывают всякие сложности… Человек иногда попадает под чье-нибудь влияние, испытывает давление со стороны. Да мало ли существует причин, по которым пострадавший может сознательно исказить правду! Вам, как криминалисту, это полагалось бы знать.

– Знаю, – махнул рукой Савицкий, – учил…

– Вы, кстати – из какого университета?

– Из Московского.

– Что ж, МГУ – это марка, – сказал, почесывая усы, работник прокуратуры. – Учителя там почтенные. А практику где проходили? Тоже в Москве?

– Да, в МУРе.

– Стрельников там еще работает? Знаете такого?

– Знаю, – сказал Савицкий. – Работает. Держится старик.

– Вот со Стрельниковым, с Михаилом Савельичем, мы когда-то в Харьковском губрозыске трудились. Давненько… Да, давненько… Вас тогда и в помине еще не было! – Человек за столом вздохнул легонько – блеснул на Савицкого очками. – Вы только начинаете, а я уж пожил, голубчик. И всякого повидал на веку. Какие мне только дела не попадались! И помнится, поначалу я тоже вот так: горячился, пенился, все хотел решить с маху, с налету. А с налету нельзя. С маху только дров наломаешь, а дело-то, глядишь – и проморгал…

– Но позвольте, – нетерпеливо шевельнулся на стуле