Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

епископ пришел отдать на хранение эту папскую буллу, монахини бросили ее ему в голову и поклялись, что никогда не подчинятся ей;84 Такая изоляция, вероятно, не входила в их обеты. Настоятельнице в «Рассказах Чосера» было нечего там делать, поскольку церковь запретила монахиням отправляться в паломничество.85

Если бы история так же тщательно фиксировала случаи послушания правилам монастыря, как и нарушения, мы, вероятно, смогли бы противопоставить каждому греховному промаху тысячу примеров верности. Во многих случаях правила были бесчеловечно суровы и заслуживали нарушения. Картузианские и цистерцианские монахини должны были хранить молчание, за исключением тех случаев, когда речь была необходима, что было крайне неприятно для представительниц прекрасного пола. Обычно монахини занимались уборкой, приготовлением пищи, стиркой, шитьем; они шили одежду для монахов и бедняков, белье для алтаря, облачения для священника; они ткали и вышивали полотна и гобелены, изображая на них, проворными пальцами и терпеливыми душами, половину истории мира. Они переписывали и иллюминировали манускрипты; принимали детей на воспитание, учили их письму, гигиене и домашнему искусству; на протяжении веков они давали единственное высшее образование, доступное для девушек. Многие из них служили медсестрами в больницах. Они вставали в полночь на молитву и перед рассветом читали канонические часы. Многие дни были постными, в них они не ели до вечерней трапезы.

Будем надеяться, что эти жесткие правила иногда нарушались. Если мы оглянемся на девятнадцать веков христианства со всеми их героями, королями и святыми, нам будет трудно перечислить многих людей, которые так близко подошли к христианскому совершенству, как монахини. Их жизнь в тихой преданности и радостном служении сделала благословенными многие поколения. Когда все грехи истории будут взвешены на весах, добродетели этих женщин склонят чашу весов против них и искупят наш род.

VI. МИСТИКА

Многие такие женщины могли быть святыми, потому что чувствовали божественность ближе к себе, чем руки и ноги. Средневековое воображение было настолько стимулировано всеми силами слова, изображения, статуи, церемонии, даже цветом и количеством света, что сверхчувственные видения приходили легко, и верующая душа чувствовала себя прорвавшейся сквозь границы природы к сверхъестественному. Сам человеческий разум, во всей тайне его силы, казался сверхъестественной и неземной вещью, несомненно, сродни — размытый образ и бесконечно малая доля Разума, стоящего за материей мира и находящегося в ней; так что вершина разума могла коснуться подножия престола Божьего. В честолюбивом смирении мистика теплилась надежда, что душа, не обремененная грехами и вознесенная молитвой, сможет подняться на крыльях благодати к Блаженному видению и божественному общению. Этого видения нельзя было достичь с помощью ощущений, разума, науки или философии, которые были привязаны ко времени, множеству людей и земле и никогда не могли достичь сути, силы и единства Вселенной. Задача мистика состояла в том, чтобы очистить душу как внутренний орган духовного восприятия, смыть с нее все пятна эгоистичной индивидуальности и иллюзорной множественности, расширить ее охват и любовь до предельной полноты, а затем ясным и бесплотным зрением увидеть космическое, вечное и божественное и тем самым вернуться, как из долгого изгнания, к единению с Богом, рождение от Которого означало каторжный разрыв. Разве не обещал Христос, что чистые сердцем увидят Бога?

Мистики, таким образом, появлялись в каждом веке, в каждой религии и на каждой земле. Греческое христианство изобиловало ими, несмотря на эллинское наследие разума. Святой Августин стал источником мистики для Запада; его «Исповедь» представляла собой возвращение души от сотворенных вещей к Богу; редко кто из смертных так долго общался с Божеством. Святой Ансельм, государственный деятель, святой Бернар, организатор, отстаивали мистический подход против рационализма Росселина и Абеляра. Когда Вильгельм из Шампо был изгнан из Парижа логикой Абеляра, он основал в пригороде (1108) августинское аббатство Сен-Виктор как школу теологии; а его преемники, Хью и Ричард, игнорируя гибельные приключения молодой философии, основывали религию не на аргументах, а на мистическом опыте божественного присутствия. Хью (ум. 1141) видел сверхъестественные сакраментальные символы в каждой фазе творения; Ричард (ум. 1173) отвергал логику и ученость, предпочитал «сердце» «голове» а-ля Паскаль и с заученной логикой описывал мистическое восхождение души к Богу.

Страсть Италии превратила мистицизм в евангелие революции. Иоахим Флорский — Джованни деи Джиоаккини ди Фиори, знатный житель Калабрии, загорелся желанием увидеть Палестину. Впечатленный по дороге страданиями людей, он отпустил свою свиту и продолжил путь в качестве скромного паломника. Легенда рассказывает, как он провел весь Великий пост в старом колодце на горе Фавор; как в Пасхальное воскресенье ему явилось великое великолепие и наполнило его таким божественным светом, что он сразу понял все Писания, все будущее и прошлое. Вернувшись в Калабрию, он стал цистерцианским монахом и священником, жаждал аскетизма и удалился в скит. Собрались ученики, и он объединил их в новый орден Флоры, чье правило бедности и молитвы было утверждено Целестином III. В 1200 году он отправил Иннокентию III ряд работ, написанных, по его словам, по божественному вдохновению, но, тем не менее, представленных на папскую цензуру. Через два года он умер.

В основе его трудов лежала широко принятая в ортодоксальных кругах августиновская теория, согласно которой между событиями Ветхого Завета и историей христианства от рождения Христа до установления Царства Небесного на земле существует символическое соответствие. Иоахим разделил историю человечества на три этапа: первый, под властью Бога Отца, закончился в Рождестве Христовом; второй, под властью Сына, продлится, согласно апокалиптическим расчетам, 1260 лет; третий, под властью Святого Духа, будет предваряться временем бедствий, войн, нищеты и церковной коррупции, и завершится возвышением нового монашеского ордена, который очистит Церковь и воплотит в жизнь всемирную утопию мира, справедливости и счастья.86

Тысячи христиан, включая людей, занимающих высокое положение в Церкви, приняли утверждение Иоахима о божественном вдохновении и с надеждой смотрели на 1260 год как на год Второго пришествия. Духовные францисканцы, уверенные в том, что их орден — новый, черпали мужество в учении Иоахима; и когда церковь объявила их вне закона, они продолжили свою пропаганду через труды, опубликованные под его именем. В 1254 году вышло издание основных трудов Иоахима под названием «Вечное Евангелие» с комментарием, в котором провозглашалось, что папа, запятнанный симонией, ознаменует завершение Второй эпохи, а в Третьей эпохе потребность в таинствах и