Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

на родине хозяином дома, и сразу попасть в такое плохое положение. Я же училась во 2 классе очень плохо, но все-таки перешла в 3 класс. Мама ко мне приходила каждый четверг, и в воскресенье уходила я в отпуск.

Но помню я и то, что когда я жила в России, то мечтала с папой и с мамой поехать в заграницу. Папа в то время, будучи капитаном большого парохода, мог брать нас с собой в плавание. Но всегда перед отъездом папы в Константинополь я говорила и упрашивала папу, чтобы он не брал нас с собой, так как с мамой и с папой был однажды случай, который очень меня и брата испугал. Однажды, поехав в плавание с папой, мама в Таганроге поехала с папой в театр, ехав обратно, на них напали разбойники, воры. Их было человек пять. Маму один из них стал душить за шею, взял у нее бриллианты, а у папы снял часы золотые и обручальное кольцо, вообще все, что было дорогое. У мамы на чесучовом пальто повисла одна бриллиантовая серьга. Но потом мама долго мучилась с болезнью горла. Вот почему мы с братом боялись, что если мама с папой уедут, думали всегда: «Уедут и больше не приедут».

Жила я дома хорошо, но однажды случился ужасный случай: папа уехал из дому, поступив на место в городе и бросив жизнь на море, поступил на место в маленьком уездном городе. И вот, спустя 6 месяцев, пришли большевики, и в чем были мы одеты, в том и уехали на пароходе «Россия», но, надеясь, что брат будет ехать на этом пароходе вместе с кадетским корпусом, мы ошиблись. Мучаясь, выезжая оттуда с малым количеством угля, мы выехали. В трюме находилось много народа. Толкотня была ужасная, но вот мы пополам с горем приехали в Севастополь, я поступила в пансион баронессы Врангель и прожила там как в родной семье, хотя часто по вечерам, после ужина, когда все ложились спать, я плакала.

Мы жили на северной стороне, в замке Штале. В то время, как мама жила в городе и обедала в офицерской столовой. Попав первый раз в такую обстановку, мне, конечно, было скучно. И, вспоминая о папе, о маме, о брате, который неизвестно где находился, я плакала… Но брат, приехав в Севастополь на лодке с рыбаками или с рабочими, не помню, с кем, приехал к нам. Но нас что-то преследовало, и здесь нам не удалось долго прожить, и здесь нас выгоняли люди, которые такие же, как и мы, русские, но которые постоянно враждуют. Попала я с мамой и братом в Константинополь. Нашлась та добрая женщина, которая устроила меня. В Константинополе я училась год, но потом, подзывая меня, директор сказал мне, что баронесса Врангель не может за меня платить деньги в гимназию и что я должна перейти в другую гимназию – Нератовой. Но для меня было бы кошмаром уехать в то время, как у меня были там подруги. Дело перешло к лучшему, Педагогический совет стал платить за меня, и я осталась в гимназии. Потом перевезли гимназию в Чехо-Словакию, и наша семья раскинута по всем частям света: мама в Бельгии, брат в Индокитае, папа неизвестно где, и я здесь…

5 класс[125]

Калинин Ю.

Мои воспоминания от 1917 года до поступления в гимназию

Холодно! Дико завывает ветер, он то утихает, то с новой страшной силой бьет в лицо, проникая в самую душу, от его диких завываний и на душе становится пусто, тоскливо. Вокруг поля, поля, они набухли от нескончаемого осеннего дождя и стали какими-то черными и грустными. Мы едем по дороге, впереди конвой, сзади обозы и войска. Лица у окружающих людей какие-то серые, грустные. К нашей коляске подъехал человек на лошади, он в генеральском пальто, с шашкой, лицо у него озабоченное, грустное, как и у всех, человек этот мой отец, да, отец, всегда жизнерадостный, веселый, теперь грустный, молчаливый.

Почему все так тоскливо и как будто прощально, почему? Потому что мы – сыны могучей России – покидаем свою дорогую, родную Родину, и все наши сердца скорбят о ней – великой и могучей. Мы должны покинуть Родину, потому что силы «красного дьявола» осилили ничтожную гордость защитников России. Но все же на берегах Босфора или еще где-нибудь будем лелеять давно желанную мечту – восстановить прежнее могущество и славу нашей горячо любимой Святой Руси.

Под копытами конницы хлюпает грязь, моросит дождь, впереди, в голове штабного конвоя, бьется изорванный флаг. Прощай, дорогая Родина!

Пароход гудит, клубы черного дыма вьются и расплываются в воздухе. Мутно-зеленое море, пенясь, бьется о борт, качается, воздух наполнен криками чаек. Далеко сзади осталась земля, она какая-то темная и громадная, особенно в ней ничего нет! Но почему же все так долго толпятся на палубе, и у многих на глазах застыли слезы?

Земля эта – Россия, а люди, которые так разбиты горем, ее сыны. Дорогая измученная Родина! Неужели я тебя больше не увижу!

Небо заволокло тучами, в лицо дует резкий ветер. Клочок земли скрылся за туманом.

После переезда мы очутились у берегов Константинополя. Небо синее, солнце греет все так же хорошо, приветливо. Огромный Константинополь действительно красив. Белые минареты блестят на солнце, синий Босфор тих, пароход облепили турецкие лодки, слышатся незнакомые выкрики, покупают на золотые часы 10 мандаринов или бутылку отвратительного «Дузика». Турки ничего не дают на наши крымские синие 500-рублевки, считая их ненужными бумажками. К вечеру пароход привалил к пристани, стали выгружаться. Но так как войскам нельзя быть в городе, то мы были принуждены ехать по железной дороге куда-то за 80 верст, в ужасное захолустное местечко Кадым-кей.

Приехали, грязь стояла неописуемая, на платформе стоял взвод добродетелей французов, по большей части черномазые зуавы. Они отбирали у солдат винтовки, оставляя одно холодное оружие. Мы попали за версту от станции, в баракен-лагерь «Санджак-Тене». Огромные бараки, их было там 12, в каждый должно было поместиться по 1000 человек. Кошмар ужасный. Слава Богу, что мы, как семья начальника дивизии, попали в небольшой деревянный так называемый дом. В этих тяжелых условиях мы пробыли там два месяца, а потом уехали в Константинополь. Родители устроили меня там в гимназию.

Вот и все мои грустные воспоминания.

Одинцов Николай

Мои воспоминания от 1917 года до поступления в гимназию

Во время большевистского переворота в Петрограде мы были в нашем имении, в Московской