Практическое руководство к стяжанию Иисусовой молитвы - Иеромонах Симон (Безкровный)

ее достоянием. И если еще будут падения и поражения, душа всегда будет помнить ни с чем не сравнимую красоту молитвенного бдения и неуклонно станет стремиться упрочить и закрепить свое молитвенное стяжание.

С этих пор ночь делается для молитвенника особым молитвенным таинством, неизмеримо превосходящим все земные удовольствия и утешения.

Ночные бдения далеко отгоняют дремоту и вялость и превращают каждую ночь в духовный день сладкой молитвы и слезного покаяния. Слезы безостановочно текут из глаз при одном воспоминании имени Иисуса. Молитва в сердце льется свободно, словно сокровенная покаянная мелодия души. Подвижник молится неустанно, не разделяя сутки на день и ночь, уже не связывая ее ни с какими земными обстоятельствами. Молитвенное правило может составлять теперь восемнадцать часов в сутки: шесть часов на отдых и сон, с перерывом на небольшой прием пищи. Такое молитвенное устроение не вызывает ни усталости, ни изнурения, но придает свежие новые силы душе и телу, подкрепляемые благодатью.

Чем глубже и тоньше молитва, тем скрытнее и изощреннее становятся многочисленные виды молитвенной прелести, подстерегающие человека. Ум выходит из сердца вследствие суетных дел и мирских устремлений. Прелесть всегда есть смятение и безпокойство, и прежде всего она проявляется у молитвенников в потере внимания и интереса к самой молитве, Прельстившийся человек начинает утверждать, что он один все знает и понимает в молитвенном делании, а другие не имеют такого ведения и понимания, и потому все находятся в прелести. Оставив смирение, он надмевается, поэтому Бог оставляет его, попуская такому молитвеннику впасть в нерадение.

Прелесть — это отклонение от истины и смешение с ложью помышлений о суетном и земном, впадение в рабство мирских привязанностей, которые делаются злейшими привычками, на многие годы порабощающими душу человека. Прелесть — это всегда крайности или жесточайшего самоумервщления, или полного разленения. Прелесть — это желание обличать и порицать. Это осуждение всех и вся с тайным самопревозношением и ложным смиренномудрием, признаки которого есть льстивые и медоточивые уста, вкрадчивый тихий голос, желание находить и выявлять недостатки, язвительность и клевета на тех, кто предан стяжанию молитвы.

Другая прелесть обнаруживается в том, что подвижник, оставив молитву и подстрекаемый различными слухами и сплетнями, начинает выяснять, кто прав и кто виноват. Он вмешивается в чужие дела и безапелляционно указывает и поучает, кто прав и неправ, разжигая споры и ссоры, считая себя единственным и истинным поборником правды. Или же мнит себя одним из великих, который один на свете постиг Православие и освятился великой благодатью, укоряя то одного подвижника, то другого, мол, тот не святой и этот не святой, давая всем понять, что только он свят и истинен. Или же такой запутавшийся молитвенник восхваляет нечто от телесных подвигов и трудов, только в них полагая суть спасения. Такой подвижник утверждает, что труд до изнеможения — всему голова, другой уверяет, что главное — сугубое пощение без воды и хлеба, иной — поклоны до изнеможения, а некоторые — еженощные долгие бдения. Не ведая, что спасение есть совершенство и полнота добродетелей, такие подвижники иждивают дни свои в прелести.

К ним относятся и некоторые ученого рода верующие люди, уверяющие всех, что спасение совершается силою разума и учености и что православная традиция есть знание цитат и святоотеческих текстов. Они заблудились в многознании и проповедуют прелесть, умалчивая о нелегком стяжании благодати и Духа Святого, исцеляющего, просвещающего и спасающего кроткие, отнюдь не многоученые души человеческие. А также не упомнить и множество иных видов прелести, коих несть числа и которых не избежали некоторые молитвенники и подвижники, делающие упор то на безмолвие, то на молитвенные приемы, то на святость своих монастырей, или на жительство рядом со святыми мощами угодников Божиих, или на утверждении, что спасение состоит единственно в слезах и рыданиях. Овладев начальными молитвенными степенями и накопив определенный практический опыт, молитвенник впадает в превозношение и самодовольство, соглашаясь с собственным мудрованием и считая себя не только духовно равным своему старцу, но даже превосходящим его в святости. Он поучает всех, кого видит, раздает наставления и проповедует со всех амвонов и на всех религиозных собраниях. По этой причине покров милости Божией надолго оставляет его, дабы душа такого превознесшегося «старца» увидела свои немощи и познала себя грешнее всех людей. Исцеляющее лекарство от всевозможных прелестей одно: смирение, — и Премудрость Божия терпеливо прилагает к прельстившимся одно средство за другим, через различные обстоятельства увещевая заблудших покаяться и смириться.

В Православии все хорошо и полезно, когда имеется мера и духовное рассуждение, соединенные с благодатью Божией, ибо без благодати Христовой всякий молитвенник и подвижник — ничто. Слезы и любовь ко Христу, стенания и плач о Господе, умягчение сердца и умиротворение души, обуздание умственных устремлений и мечтаний — все это может способствовать укреплению эгоизма и возникновению тщеславия. В этом виде тонкой прелести впавший в самомнение человек полагает, что благодать есть плод его личных усилий. По этой причине Господь забирает Свою благодатную помощь для окончательного смирения тщеславного сердца и горделивого ума. Человеколюбивый Бог Сам определяет меру и время для вразумления такого заблудшего человека и научения его духовной мудрости и рассуждению, чтобы впоследствии не мерою излить на его дух Свою благость — непрестанную молитву и Божественную любовь.

Христос ищет в нашем сердце хотя бы маленький просвет среди тьмы помышлений и ждет, когда все свое внимание обратим к собственному сердцу, а не к помышлениям, пересуживающим недостатки ближних. Сердечная молитва есть пробуждение из греховного усыпления и просвещение сердца благодатью Христовой любви. Пока ум незаметно парит своим «остатком», это признак того, что, хотя молитва уже стала постоянной, ум не вошел в сердце и находится вне его. Именно благодать Духа Святого производит это таинственное соединение, возводя затем ум к начаткам Божественного созерцания в непрестанной молитве. В редкие удивительные моменты особенной чистоты ума и сердца из сердечной глубины источается нетварный свет, необычайно кроткий, мягкий и пресветлый. Это есть видение славы Господней, вначале подобное заре на рассвете, а затем становящееся подобным восходящему солнцу.

Душа в сердечной молитве плачет уже не только о собственных грехах, но, обнимая ею весь мир, плачет о грехах человеческих. В искренней сердечной молитве источаются слезы сокрушения и покаяния, а в тщеславной молитве текут слезы саможаления и зависти. Искренние моления сердца — это настоящая молитва, когда оно живо откликается на слова молитвы и сопереживает их смыслу. Такое сострадающее сердце принимает в себя все чужие страдания, молитвенно помогая всем страждущим душам. В глубоко покаянной молитве сначала приходят слезы, а