Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

краткого сообщения следуют замечательные выводы: первородный грех – не что иное, как самооправдание грешников; человек рождается благим; грех – дело воли, а не рока, таким образом, его можно избежать собственным усилием.

Явной ошибкой Пелагия, возможно вполне сознательной, было то, что он не только затронул вопрос свободы и силы воли в деле спасения, но и отверг смысл таинства крещения, как его понимали в Церкви, и обесценил теорию божественного искупления человечества (через крестную смерть Христа) и божью благодать. Так же и вполне здравый вывод то ли Пелагия, то ли его ученика патриция Целестия, что смерть – естественна для человека и не зависит от последствия первородного греха, являлся с канонической точки зрения ересью, так как противоречил Писанию. За это на Пелагия обрушились с двух сторон: во-первых, церковные греховодники, «алиби» которых он разрушил, во-вторых, вполне достойные богословы, в частности Блаженный Августин, который в запале своей полемики уклонился в фатализм и выпестовал довольно страшное учение о предопределении, суть которого вкратце в том, что человек изначально уже предопределен Богом к блаженству рая или мучениям ада, и вся его земная деятельность только и ведет к тому, чтобы оказаться там, куда его «прописали» еще до его рождения. То есть вообще от него ничего не зависит! Это была другая крайность, всех нелепостей (выходит, Бог предопределяет человека ко злу?), опасностей (значит, можно жить и не делать ничего хорошего, полагая, что спасен, или творить зло, считая, что такова божья воля?) и последствий которой он не предвидел, а за нею – и костры инквизиции, и учение Реформации. Как это ни парадоксально, учение Пелагия стало краеугольным камнем полемики Мартина Лютера с Эразмом Роттердамским о свободе человеческой воли. Упрощенно говоря, из процесса спасения, в котором теоретически участвуют двое, Бог и человек, Августин исключил человека, а Пелагий – Бога.

Кампанелла глубоко занимался проблемой «первородного греха» и, как и следовало ожидать, решал ее в духе Пелагия, а не Августина (перед которым вообще особо не благоговел, судя по скромному количеству цитат из него). Вопросы Богу по этому поводу фра Томмазо ставил весьма смелые и острые, например в работе «Вспомнят и обратятся» («Quod reminiscentur»), напоминающие вопросы атеистов в его же «Побежденном атеизме»: «Почему мы некогда согрешили и были изгнаны из места сладости? Почему Ты дал закон, который, как Ты знал заранее, мы преступим? Если тело – причина греха, почему Ты заключил бессмертные души в смертные тела? Если первые люди согрешили, съев кислый виноград, почему на зубах детей оскомина? (пословица из книги пророка Иезекииля, 18:2. – Е. С.)… И еще, если мы нечто большее, чем обыкновенные звери, почему нас вскармливают, мы вскармливаем и размножаемся, как они? И почему Ты рассеял нас по Земле, где живут мошки, лягушки, змеи, волки, ослы и прочие весьма зловредные животные? <…> Если Бог благ, откуда зло? Он его сотворил? Или, если Он его позволил, Он не заботится [о своем творении]? Он лентяй? Он в неведении, Он зол? Он болен? Молния, гром, наводнения и обвалы – не обрушиваются ль они [одинаково] часто на благих и злых? И почему еще не рожденные дети обречены многим болезням? Это кара за родителей? Но почему их души обречены аду по причине первородного греха? Господь Бог, если Твое благорасположение к нам подвигло Тебя сотворить человека, почему, если Ты пребывал среди нас, Ты не разлил средь нас исцеление и не [изменил эту] доктрину? Ты в 30 лет легко ходил по городам, показывая чудеса. И если Ты умер и воскрес ради нас, почему не сделал явным свое воскресение пред всеми в городе (возможно, Риме, его часто так именовали древние. – Е. С.) и месте твоей смерти (Иерусалиме? – Е. С.)? И почему многие люди, обитающие в глубинах Африки, землях Восточной и Средней Азии, почему бесчисленные народы Арктики и Антарктики, и те, которые обитают в Новом Свете, до сего дня лишены исцеления Воскресением?»[159]. И Кампанелла смело (для его времени и религии) полагает, что хотя бы дети, умершие без крещения, будут прославлены и спасены заслугами Христа, а также и праведные нехристиане, – за что получил мнение инквизиции, что столь широкий масштаб спасения некрещеных не соответствует словам Писания о том, что «мало избранных»… Но фра Томмазо не изобретал чего-то нового, и если инквизиторам был не указ авторитет Данте, поместившего в «лимб» некрещеных младенцев и праведных язычников, то и ряд Учителей Церкви высказывали подобные мысли, от Юстина, Иоанна Богослова, всегда смело балансировавшего на грани ереси каппадокийца Григория Нисского, до Бернарда Клервосского и Фомы Аквинского – авторитета непререкаемого, вполне допускавшего сподобление сверхприродной благодати и попадание в Царство Небесное не по собственным заслугам «неверного» человека, а потому, что Бог – благ. О том же писал фра Томмазо в одном из тюремных сонетов: «Кто соблюдает закон Природы, но кому неведом закон благодати, того Бог не откажется пропустить в рай»[160]. Так, рассмотрев «тайное пелагианство» Кампанеллы, возможно, навеянное Пуччи, возвращаемся к его сотоварищам по заключению в замке святого Ангела.

Что касается Джордано Бруно, сидевшего в то же время в том же месте, мы уже отмечали в предисловии, что «ученичество» у него Кампанеллы – не более чем советские фантазии (равно как и фантастические предположения о том, что Бруно был как-то связан с Калабрийским восстанием Кампанеллы, отчего и был «поспешно» сожжен в 1600 году после провала означенного выступления в сентябре 1599 года). А. Горфункель пишет, как обычно, взвешенно и осторожно: «У нас нет документальных данных о знакомстве Бруно и Кампанеллы. Во всяком случае, Кампанелла, бесспорно, знал многие из книг Ноланца. А изложение в «Метафизикеˮ Кампанеллы философских воззрений «некоего лукрецианцаˮ, свидетельствующее о хорошем знакомстве его с идеями Джордано Бруно именно последних лет его жизни, навело новейшего (на 1969 год. – Е. С.) исследователя А. Корсано на мысль о личном знакомстве и философских беседах Кампанеллы и Бруно в застенках святой службы». Отметим, однако, сразу: о многих знакомствах Кампанеллы мы узнаем из его произведений. Фра Томмазо имел отличный от Галилея характер, и никакое чувство самосохранения не воспрепятствовало бы ему письменно зафиксировать свое знакомство с Бруно. Чего он, однако же, не сделал – по единственной объяснимой причине: из-за отсутствия такового в реальной жизни. Кроме того, достаточно вспомнить приведенную ранее цитату из работы Бруно «О причине, начале и едином», подтверждающую его веру в гилозоизм, так что оба доминиканца вполне могли порождать схожие теории и разделять одинаковые воззрения, совершенно без обязательного «плагиата».

Весной 1595 года с очередным «делом» Кампанеллы было покончено. Его «сообщники» по принесению покаяния были в итоге освобождены: Кларио в апреле 1596 года, Лонго –