Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

в начале 1599-го, сам же он по-прежнему остался «на крючке» инквизиции. В конце апреля она постановила, что Кампанелла является «сильно заподозренным в ереси» и в мае предписала публичное покаяние и пребывание в орденском монастыре святой Сабины на Авентинском холме (известен древней базиликой и доминиканской школой) под надзором, фактически – под арестом (Кампанелла упоминает о своем пребывании там в трактате об Испанской монархии). Исход довольно благоприятный, если сравнивать с участью Бруно, Пуччи и иных. Делюмо видит в этом благожелательную волю Трагальоло, пожалевшего молодого умного монаха. Данные о дате публичного покаяния и отречения от заблуждений перед храмом Санта-Мария-сопра-Минерва рядом с монастырем доминиканцев (недалеко от Пантеона) разнятся: традиционная, 16 мая, поставлена под сомнение. Д. Эрнст считает, что это произошло гораздо позже, 30 октября (Ж. Делюмо указывает, что в этот день отрекался Лонго); третья версия – что процедура состоялась за несколько дней до Нового года, под самое Рождество. Так или иначе, Кампанелла не стал ни упорствовать, ни сопротивляться, но спокойно подчинился. Его облачили в позорное одеяние сумасшедших – санбенито с полукрестом святого Андрея; если бы на нем красовались языки пламени, это значило бы, что жертве уготован костер. Санбенито могли заставить носить и два года, и пять лет. Англичанин Майлс Филипс, подвергнутый этой процедуре в конце XVI века в Мехико, вспоминал, что санбенито был желтого цвета, а нашитые на нем кресты – красные. Современник Кампанеллы, испанский инквизитор на Сицилии Луис Парамо, в 1598 году писал, что первым санбенито были упомянутые в начале книги Бытия «одежды кожаные», которые Бог возложил на провинившихся Адама и Еву (он вообще утверждал, что первым инквизитором был сам Бог, а первыми еретиками – согрешившие прародители, над которыми Он и учинил следствие, суд и расправу, конфисковав (!) вечное блаженство, – «Инквизиторы следуют точно такой же процедуре, которую они переняли от самого Бога»). На голову фра Томмазо надели шутовскую полумитру-полуколпак, повесили на шею веревку из дрока, дали в руки зеленую свечу, и на коленях он произнес положенную форму отречения. Примерный текст ее известен по своеобразному «Учебнику для инквизиторов» XIV века авторства Бернара Ги: «Я клянусь и обещаю до тех пор, пока смогу это делать, преследовать, раскрывать, разоблачать, способствовать аресту и доставке инквизиторам еретиков любой осужденной секты, в частности такой-то, их “верующих”, сочувствующих, пособников и защитников, а также всех тех, о которых я знаю или думаю, что они скрылись и проповедуют ересь, их тайных посланцев, в любое время и всякий раз, когда обнаружу их». Не исключено, что это позорище наблюдал старинный приятель Кампанеллы Дионисио Понцио: он уже не в первый раз был в Риме по делам ордена, получил ученую степень в Болонском университете, делал неплохую карьеру и в 1595–1596 годах вновь представлял интересы ордена пред папским престолом.

Находясь под надзором, Кампанелла лихорадочно трудится над несколькими произведениями, некоторые из них, как и ранее, призваны доказать его безупречность в делах веры и Церкви. Словно ответом на обвинения в ереси служит написанный там трактат «Политический диалог против лютеран, кальвинистов и прочих еретиков» (а в своей доминиканской ненависти к ним Кампанелла был вполне искренен), посвященный кардиналу Бонелли и, что интересно, посланный самому Трагальоло с признательным письмом (выходит, Кампанелле действительно было за что благодарить человека, ведшего его дело!); книга о поэтике прозорливо посвящена папскому племяннику – кардиналу Сан-Джорджо, одному из видных руководителей инквизиции… Но вместе с тем он пишет и свое: восстанавливает похищенную рукопись по физиологии, сочиняет (или, по крайней мере, начинает) «Великий итог того, что думал о природе вещей раб Божий Кампанелла», продолжает работу над защитой древних философов Великой Греции, в которую подспудно вплетает тезисы в защиту философии Телезио, и вместе с тем дерзает (искренне или это одна из тех издевок, которыми был столь знаменит фра Томмазо, позволяя себе острить даже на пыточном колу?) посвятить ее Святой службе, то есть инквизиции… Как обычно, он окружен слежкой и подозрением, пользоваться монастырской библиотекой ему не разрешают, и его – в который раз! – выручает его феноменальная память на прочитанное прежде.

Иногда утверждают, подчеркивая зверскую природу инквизиции и ее тупую злобу, что Кампанелла обращается с просьбой – довольно дерзкой! – вернуть ему его труды, конфискованные в Падуе и похищенные в Болонье, но получает отказ. Однако этому противоречит свидетельство самого фра Томмазо: «Все книги, взятые у меня в Болонье, были найдены мною в инквизиции в Риме, где я их защищал, но не требовал обратно, желая переделать их к лучшему…»[161] Своеобразным издевательством на запрос о возможности покидать стены монастыря святой Сабины служит милостивое разрешение совершить покаянный обход семи римских храмов – но Кампанелла и этому рад! Одну за другой посещает он святыни Рима, «города любви», обернувшегося городом пыток и каленого железа: Сан-Пьетро (ватиканский собор), Сан-Паоло фуори-ле-Мура, Сан-Джованни ин Латерано, Сан-Себастиано, Санто-Кроче, Санта-Мария-Мадджоре, Сан-Лоренцо-фуори-ле-Мура… Четыре великие (три первые в списке плюс Санта-Мария-Мадджоре) и три малые папские базилики… Список утвержден как раз в XVI веке в память о семи церквях Апокалипсиса. Кто, покаявшись и причастившись, в Юбилейный год (некогда, с 1300 года, его встречали раз в сто лет, но дело оказалось столь выгодным для Церкви и римлян, что сроки его наступления начали быстро сокращать: с 1350 года таковым стал каждый 50-й год, с 1390-го – каждый 33-й, с 1475 го – каждый 25-й; кроме того, активно внедрялись «внеочередные» юбилейные годы; ближайшим для Кампанеллы был бы 1600 год) с молитвой посещал первые два храма, получал папскую индульгенцию. Были и иные правила, и особые «священные врата» в этих храмах, отворявшиеся для паломников только в Юбилейный год…

Руководство инквизиции сочло, что своими покаянными действиями и «правильными» сочинениями фра Томмазо заслужил послабление: 31 декабря 1595 года (или 1596-го – эту несогласованность мы объясним чуть позже) ему предписано пребывать в монастыре Санта-Мария-сопра-Минерва, расположенном как раз у того места, где ему пришлось принести отречение. Под самым, фигурально выражаясь, носом инквизиционного начальства[162]. Однако это действительно было улучшение положения: аббатом являлся «телезианец» Антонио Персио, с которым, возможно, Кампанелла познакомился еще во время своего первого двухнедельного пребывания в Риме. Надзор и слежка, конечно, остались, но были не такие строгие. Кампанелле были предоставлены возможность и далее трудиться над своими философско-политическими сочинениями, покровительство Персио, пользование книгами… И вновь арест! Через два неполных месяца хотя бы ограниченной свободы.

Если читатель помнит имя Шипионе Престиначе, еретика-разбойника из Стило, знакомца Кампанеллы, братьев Понцио и иных монахов-вольнодумцев из Никастро, то это случилось по его вине. Будучи пойман и допрошен «с пристрастием», то есть пытан, он дал показания о еретических взглядах фра Томмазо и сообщил какие-то подробности о «бегстве» Кампанеллы в Неаполь в компании еврейского раввина (надо полагать, все