Иосиф Бродский. Годы в СССР. Литературная биография - Глеб Морев

стихов «Весенний лист» (опубл.: Нью-Йорк: Издательство Фредерик А. Прегер, 1961). 12 сентября 1959 года арестован, с февраля 1960-го по март 1963 года (с перерывами) – в спецпсихбольницах Москвы и Ленинграда (см.: Есенин-Вольпин А. С. Философия. Логика. Поэзия. Защита прав человека: Избранное / Под общей ред. А. Ю. Даниэля, В. К. Финна. М., 1999. С. 10, 450). Валерий Яковлевич Тарсис (1906–1983) в апреле 1960 года передал в издательство Фельтринелли рукопись отвергнутого «Советским писателем» романа «Флорентийская лилия», в сентябре 1960 того же года информировал об этом партком Московского отделения СП РСФСР с просьбой предоставить возможность выезда из СССР в Италию «для дополнительной работы над произведением и сбора материалов», после обсуждения на партийном бюро секции переводчиков МО СП РСФСР исключен из партии (решение не утверждено); в 1961 году передал рукописи пяти текстов в Англию; в августе 1962 года, за три месяца до выхода в лондонском издательстве Collins & Harvill Press английских переводов повестей «Сказание о синей мухе» и «Красное и черное» (под выбранным издательством псевдонимом: Ivan Valeriy. The Bluebottle. Red and Black / Tr. by Thomas Jones and David Alger. London, 1962), был помещен в Клиническую психиатрическую больницу им. П. П. Кащенко и исключен из партии; освобожден в марте 1963 года (после объявления 17 февраля подлинного имени автора вышедших в Лондоне текстов); продолжил печататься на Западе – в том числе по-русски – уже под своим именем; в 1964 году исключен из СП; выпущен из СССР в Англию в феврале 1966 года, будучи заграницей, лишен гражданства, то есть возможности возвращения в СССР (см.: «Палата № 7» / Вступ. заметка Л. Лазарева; публ. Т. Домрачевой, Л. Чарской // Вопросы литературы. 1996. № 2. C. 290–311; Зезина М. Р. Советская художественная интеллигенция и власть в 1950-е – 60-е годы. М., 1999. С. 255–256; см. также публикации, указанные в примеч. 2 на с. 169). Михаил Александрович Нарица (1909–1993) летом 1960 года через иностранных туристов передал на Запад несколько экземпляров рукописи повести «Неспетая песня», в сентябре того же года послал копию «Неспетой песни» вместе с письмом Н. С. Хрущеву с просьбой о выезде из СССР или публикации повести, просьбу о выезде повторил в письме в Президиум Верховного Совета СССР в мае 1961 года; в феврале 1961 года повесть получена в редакции «Граней», опубликована в июле под данным редакцией псевдонимом «М. Нарымов» (№ 48); 13 октября 1961 года арестован, в декабре признан невменяемым и 1 марта 1962 года освобожден Ленгорсудом от уголовной ответственности с отправкой на принудительное лечение; 15 марта в Париже «Грани» объявляют подлинное имя автора «Неспетой песни»; в сентябре 1964 года освобожден «под надзор родственников» (Электронный архив Фонда Иофе).

Как видим, все трое – при разных обстоятельствах – не скрывая от властей, переправляют на Запад свои не опубликованные в СССР произведения. (Одновременно – начиная с конца 1956 года – свои тексты тайно, не указывая авторство, передают за границу А. Д. Синявский, Ю. М. Даниэль и А. А. Ремезов[480]; в 1962 году – М. Я. Гробман[481].)

Реакция режима во всех трех случаях демонстративного нарушения советских социополитических конвенций оказывается идентичной – и Есенин-Вольпин, и Нарица, и Тарсис лишаются свободы и принудительно помещаются в специальные психиатрические больницы. Репрессии против них служат для русской политической эмиграции в лице Народно-трудового союза российских солидаристов (НТС) эффектным новостным поводом с шумным мировым медийным резонансом – так, лондонской пресс-конференции с сообщением о преследовании Тарсиса предшествовала пресс-конференция тех же «Граней» в Париже 15 марта 1962 года с преданием гласности сведений о судьбе Нарицы[482].

Столь заметное участие выпускаемого издательством НТС «Посев» журнала «Грани» в судьбе преследуемых в СССР авторов неслучайно – с конца 1950-х годов издания НТС начинают активный процесс формирования «тамиздата». В соответствии с установками американских кураторов они делают акцент не на публикации литераторов из числа эмигрантов первой и второй волн (как в 1940–1950-х годах), а на авторах из СССР с целью последующей нелегальной переправки и распространения их текстов в Советском Союзе. Начиная с № 31 (1956) и – в дополненном виде – с № 48 (1960) в каждом выпуске «Грани» публикуют специальное обращение издательства «Посев» к советским «писателям, поэтам, литературным критикам и деятелям искусства и науки, к литературной молодежи и студенчеству» с призывом любыми способами присылать свои рукописи, которые невозможно опубликовать в СССР.

«Грани» сделали и делают главный упор на публикацию опальных и запретных в Советском Союзе произведений. «Грани» несколько ранее других периодических изданий за рубежом почувствовали, что советская литературная оттепель может смениться заморозками и даже крещенскими морозами.

<…> «Грани» перешли на опубликование «самиздатовских» произведений. Благодаря «Граням» тайное стало явным: самиздатовское стало тамиздатовским. Те произведения, которые по политическим мотивам из-за притеснения цензурой не могли увидеть свет в Советском Союзе, были впервые опубликованы в «Гранях», —

описывал в статье к 25-летию журнала его стратегию с начала 1960-х годов поэт Вячеслав Завалишин[483].

Полученным из СССР произведениям – как, например, «Неспетой песне» Нарицы или «Веселенькой песне» Тарсиса, открывающим соответственно 48-й (1960) и 54-й (1963) номера «Граней», – отводится в журнале почетное место. В сопровождающих литературно-критических и политических комментариях случаи передачи текстов на Запад подверстываются к «делу Пастернака»: характерны в этом смысле заголовок обзорного материала о «деле Нарицы» – «Второй случай Пастернака»[484] – или патетическое заявление редакции «Граней» при публикации (еще анонимной) полученного из Москвы «Сказания о синей мухе» Тарсиса:

Пастернак, Вольпин-Есенин, Нарица… в этот ряд стал еще один человек. Его имя, рано или поздно, станет известно и придаст народу новые силы в борьбе за свободу, в борьбе, которая требует героев[485].

Очевидно, что формирование подобного «ряда героев» было возможно исключительно в политической логике, где в восприятии того или иного литературного произведения факт переправки и получения бесцензурного текста из СССР безусловно превалировал над его эстетической оценкой.

Такая политическая логика применительно к литературе порождала, однако, обстоятельства, о которых, ища им оправдания и не называя имен, говорит Завалишин в очерке истории «Граней»:

<…> в третьем периоде [в 1960-е годы] далеко не все в творческой деятельности журнала было одинаково качественно равноценным: наряду с высокохудожественными произведениями, в «Гранях» публиковались произведения эстетически неполноценные. На это нельзя закрывать глаза. <…> Пора признать, что среди произведений, опубликованных в поздних номерах «Граней», есть и такие, художественные достоинства которых не высоки. Но в то же время припомним, что говорил Александр Блок о собрании произведений Аполлона Григорьева. А Блок говорил, что когда путешествуешь по России, то нередко видишь покосившийся забор, жалкие избенки, низкорослых лошадок – все это кажется жалким, нищенским, горестным. И в то же время все это величаво и торжественно до слез, потому что это – родное, близкое нам, то, без чего Россия не может быть Россией, воспроизведенной объективно и честно. И вот,