Прислушайся к музыке, к звукам, к себе - Мишель Фейбер

состоянии воспринимать большое количество стимулов сразу, целого оркестра было бы слишком много, и мы пошли к ним в составе струнного квартета. Дети издавали звуки, напоминающие звуки животных (это единственный доступный им способ выражать эмоции, но с непривычки немного пугает). Стоило нам начать играть, как они притихли, и атмосфера стала абсолютно безмятежной. То, что музыка способна на такое – это совершенно потрясающе и уникально, как мне кажется».

°°°

По моему прежнему роду деятельности я очень часто сталкивался с так называемой паркинсонической походкой. Пациенты в таких случаях стояли рядом со мной, слегка сгорбившись и нервно поглядывая в дальний конец коридора – пункт назначения. Я придерживал их за локоть, когда они пытались тронуться с места. Поначалу казалось, что человек приклеился к полу, но затем он потихоньку начинал продвигаться маленькими шаркающими шажками, едва не падая вперед.

На YouTube выложен ролик, в котором мужчина по имени Джон проходит через это унижение. Его ботинки словно приколочены к полу. Вот-вот он упадет ничком. И тут начинает играть музыка. Джон решительно берет медсестру за руку и начинает плавно и грациозно танцевать с ней танго. Это чудо.

Впрочем, с медицинской точки зрения никакого чуда. Чтобы ходить широким уверенным шагом, нам требуется дофамин, который производят нейроны, погибающие в ходе болезни Паркинсона. Пациенты шарят в своем черном веществе (substantia nigra) в поисках того, чего там нет. Как я уже упоминал в начале главы, мозг – потрясающее устройство, но, как и любой сложный технический прибор, он упорно цепляется за процессы, которые уже не работают. Можно назвать его упрямым.

«Мы полагаем, – объясняет профессор Мег Моррис из Лаборатории движения человека при Университете Ла Троба, – что музыка помогает обойти дефектные базальные ганглии и активирует то, что заперто внутри. Музыка дает внешний ритм, который компенсирует нарушение ритмов внутри мозга».

Джон танцует божественно. Жаль, что таким способом он не может передвигаться по улицам.

°°°

Гренвилл Хэнкокс, музыкант, гуманист, основатель организации Canterbury Cantata Trust, дирижер и почетный профессор нескольких университетов, в 2005 году стал кавалером Ордена Британской империи за заслуги в области музыки. Мне было нетрудно его найти – он дирижирует в хоре для местных жителей, страдающих неврологическими заболеваниями, в основном болезнью Паркинсона, в церкви в трех минутах ходьбы от моего дома.

Хэнкокс начал проводить эти занятия в мае 2019 года. Десять месяцев спустя количество участников увеличилось с 20 до 60 человек – исключительно благодаря сарафанному радио. Места хватает всем. Это большая церковь. Она построена в стиле викторианской готики. Отличная акустика, шоколадные печеньки, чай и апельсиновый сквош.

Здешние репетиции похожи на то, что происходит на собраниях групп Sing to Beat, предназначенных для людей с болезнью Паркинсона, по всей стране. Люди садятся в круг лицом друг к другу. Это командная работа, а не церковная служба. Все собрались, чтобы тренироваться. У самой молодой участницы многообещающая карьера в молодежном оркестре оборвалась после автомобильной аварии. Сейчас Софи, укутанная в шарфы, передвигается в моторизированной инвалидной коляске. Большинству остальных участников от шестидесяти до восьмидесяти, а одному даже девяносто. Но и самому седовласому Хэнкоксу уже семьдесят, и хотя он одет в стильную рубашку с цветочным принтом и модные мешковатые джинсы, походка подсказывает, что его опорно-двигательный аппарат знавал лучшие времена. В какой-то момент, возвращая на место микрофон-петличку, отцепившийся от лацкана, он шутит:

– Вообще-то, это кардиостимулятор.

И тем не менее Хэнкокс так и пышет энергией: он управляет толпой как Мик Джаггер, только седину не закрашивает. Для разогрева он дает упражнения, на первый взгляд не имеющие никакого отношения к музыке: «Помассируйте левую руку. А теперь правую. Потопайте ногами. Разомните левое бедро. Правое бедро. Выполните пинок левой ногой…» И так далее. Затем начинаются упражнения с хлопанием в ладоши. Вскоре шестьдесят человек исполняют с помощью хлопков и притопов безошибочно узнаваемое вступление к одному из величайших хитов группы Queen, и Хэнкокс начинает скандировать слова We Will Rock You.

Чем дальше, тем сложнее становятся вокальные упражнения. Гаммы строятся не по традиционному принципу типа до-ре-ми, а как математические последовательности: 1-2-3-4-3-2-1, потом 1-2-3-4-5-4-3-2-1 и так далее, постепенно диапазон расширяется до целой октавы. Затем собравшиеся поют целый алфавит, достигая вершины на букве М и после нее спускаясь вниз.

– Попробуйте проделать это на одном дыхании, – предлагает Хэнкокс. – Используйте диафрагму, чтобы выталкивать воздух.

Далее он делит участников на две группы примерно по тридцать человек. Одна группа начинает петь алфавит сразу, а другая – несколько секунд спустя. Церковь наполняется звуками древнего канона, известного как рондель.

После этого каждая группа делится еще на две, и все четыре группы начинают петь в разное время. Я ожидаю, что все звуки смешаются в сплошной хаос, но участники справляются. Каждая группа непоколебимо выводит свою партию и не сбивается из-за пения других.

Потом все переходят к композиции Land Of The Silver Birch – канадской песне начала XX века, посвященной прародине тех, кого когда-то называли краснокожими индейцами. «В ней много согласных, которые не так-то просто пропеть», – предупреждает Хэнкокс, но всего через несколько минут хор выводит строчки My paddle’s keen and bright / Flashing with silver («Сильны и чисты мои весла, / Блистающие серебром»), незаметно разделившись на несколько партий.

– Потрясающе! – восклицает Хэнкокс, когда они умолкают. – Мы поем все эти новые песни, и мозг получает бешеную нагрузку. Вам ведь знакома фраза «используй или потеряешь»? Так вот, это то, что нужно! – при этом он похлопывает себя по голове и поглаживает живот.

Хэнкокс вырос на классической музыке и преклонении перед элитными навыками, но его ценности на удивление демократичны. Кажется, у него нет времени для виртуозов.

– Тренировки имеют ничтожное значение с точки зрения человеческого развития, – говорит он мне в перерыве. – Люди всегда были исполнителями, каждый из нас, но в какой-то момент мы передали другим полномочия делать это от нашего имени. Пик изоляции в исполнительской традиции пришелся на период романтизма и постромантизма. Группы, подобные нашей, просто возвращают нас к пониманию, что мы рождены петь. Это доступно каждому.

Это правда, петь может каждый, пусть и не так хорошо, как Долли Партон или Паваротти. Пение обычных людей может быть очаровательным, даже трогательным, но по сравнению с тем, как это делают лучшие исполнители, оно явно хромает.

– Я бы с этим поспорил, – возражает Гренвилл. – Эти люди поют от всего сердца, они вкладывают в это всю душу. Кроме того, их диапазон, чувство ритма и такта заслуживают всяческой похвалы. Это ведь не профессиональный хор. Это просто компания