Бремя власти II - Иван Ладыгин

Рыльский выпрямился. Гнев в его глазах сменился на секунду недоумением, потом — жадной, болезненной надеждой. Он переваривал мои слова, как голодный волк переваривает кость.

На этом фоне, сквозь алкогольную завесу, как удар молнии, меня пронзила острая мысль: Клан! Орловская! Песец! Ночной город! Я тут валяюсь, а там — бардак! Трофеи не учтены, снаряжение не закуплено, стены склада не крашены! И эта стерва Орловская, распускающая слухи… Интересно… Рябоволову уже доложили об этом фарсе? Проклятье!

Я резко подскочил с кровати. Мир завертелся, но я уперся ногами в пол.

— Ладно, Лев Павлович, уроки любви закончены! — буркнул я, шатаясь к гардеробу. — Мне надо… в город. Срочные дела… Императорские!

Рыльский остолбенел, потом его лицо снова побагровело.

— В таком-то виде⁈ — зарычал он. — Ты же еле на ногах стоишь! Весь в винных пятнах! Весь дворец знает, что ты пьян! Куда ты, к чертям, собрался⁈ Могилу мне копать пойдешь⁈

Я обернулся, глядя на него сквозь прищур. Холодный огонь зажегся в глубине моих налитых кровью глаз. Маска пьяного дурака на мгновение сползла, обнажив сталь Царя Соломона.

— Капитан Рыльский, — сказал я тихо, но так, что по его спине побежали мурашки. — Ты сегодня слишком много позволяешь себе. Слишком много вопросов задаешь. Катись к черту на рога. И не мешай мне, пока я не разозлился!

Я снова повернулся к гардеробу. Рыльский сделал шаг ко мне, его рука инстинктивно потянулась в мою сторону, чтобы удержать. Я замер, не оборачиваясь. Блеф не удался, а затевать драку мне сейчас было не к чему.

— Хорошо-хорошо… — вдруг сдавленно сказал я, мой голос снова стал пьяным и плаксивым. — Ты прав… Я… я не в состоянии… Спать. Мне надо немного поспать…

Я повалился обратно на кровать, уткнулся лицом в подушку, громко захрапев.

Рыльский стоял минуту, вторую, третью. Он тяжело дышал. Потом он также тяжело вздохнул.

— Охрана! — рявкнул он в сторону выхода. — Двое у дверей! Арканисты на дежурство! Охранять государя как зеницу ока! Никого не впускать и не выпускать до утра! Понятно⁈

— Так точно, капитан! — донеслось из коридора.

Рыльский бросил на мою «спящую» фигуру последний взгляд — смесь ярости, недоумения и усталости — и вышел, притворив за собой дверь. Я лежал неподвижно, прислушиваясь. Шаги затихли. Дежурные замерли у дверей. Арканисты были где-то рядом — я чувствовал слабое мерцание их магических полей.

Спустя двадцать минут я понял, что пора… Мои движения были медленными, осторожными, как у старого кота. Каждый шаг, каждый вздох давались через силу. Я скинул вонючий, пропитанный вином фрак, рубашку. Достал из потайного отделения гардероба простые, темные штаны и куртку — одежду небогатого дворянина. Натянул. Сменил облик — рыжие волосы потемнели до угольно-черных, черты лица стали грубее, глаза блеснули серой сталью. Я подошел к окну. Тихо отпер створку. Ночь встретила меня холодным дыханием и моросящим дождем. Высота была приличной, но для меня — сущий пустяк. Я перемахнул через подоконник и растворился во тьме, как пьяная тень.

* * *

Едва дверца захлопнулась, паромобиль Валерии Орловской рванул с места. Большие колеса пронзительно завизжали и забрызгали грязью тротуар возле Императорского театра. Она вжалась в сиденье, стиснув зубы. В ушах еще стоял гул оперы и собственный ядовитый смех над подругой. Смех, который не смог заглушить внутренний холод.

«Идиотка!» — мысленно ругала она себя. Зачем наговорила лишнего? Зачем позволила эмоциям взять верх? Да, этот выскочка Соломон Козлов бесил. Бесил своей уверенностью, своей непредсказуемостью, своим… вниманием? Нет, не вниманием. Равнодушием! Он поставил ее заместителем, как вещь. Дал приказы — отчеты, трофеи, ремонт склада, закупки — и забыл. Как будто она была его верной дворняжкой!

Он, конечно, мог устроить ей нагоняй. Авторитета и сил у него хватало… Но не его гнев пугал ее сейчас. Пугал Рябоволов. Его холодные, всевидящие глаза. Его тихий голос: «Помогай ему, Валерия. Следи. Докладывай. Он — ключ ко многому…» Она проморгала его вылазку во дворец… Проморгала многое…

И теперь… теперь она ничего не успела сделать из его поручений! Склад «Цунами» все еще выглядел как поле боя после урагана. Трофеи валялись кучами, не инвентаризированные. Снаряжение отсутствовало. Подрядчики на ремонт здания не были найдены.

И самое противное — ей почему-то не хотелось, чтобы этот зазнавшийся Буратино… Козлов… разочаровался в ней. Увидел ее беспомощность.

'Какой бред! — мысленно выругалась она, глядя на мелькающие в дожде огни ночного Петербурга. — Да гори он геенной огненной!

Паромобиль резко затормозил у знакомых ворот Причала №7. Валерия выпрыгнула, не дожидаясь шофера. Дождь тут же принялся мочить ее плащ и волосы. Она вбежала внутрь склада «Цунами». Картина была удручающей. Полуразрушенные стены, груды ящиков и тюков, хаотично наваленных посередине. Горстка охотников ночной смены коротала время за картами и бутылкой дешевого вина. Увидев ее, они вскочили, пытаясь придать себе вид деловитости.

— Всем построиться! — ее голос, привыкший командовать, прозвучал резко, срываясь на хрипоту от усталости и злости. — Слушать внимательно! Ты, Гриша! Сейчас же найди хоть одного вменяемого каменщика! Эти стены — позор клана! Должны быть укреплены и оштукатурены к утру! Ты, Семен! Все трофеи из рейда на Свинца — вон в тот угол сложите! Инвентаризация по списку — оружие, артефакты, наличка — к рассвету чтобы все было на моем столе! Васька! А где Васька? А, ты здесь! Бери людей и езжай к оружейникам Стального Щита. Закажи партию дробовиков и патронов по списку! Деньги… деньги будут! И пусть кто-нибудь найдет этого бездельника Песца! Мне нужен отчет о легализации его лавочек! Быстро!

Она сыпала приказами, как картечью, стараясь заглушить собственный страх и чувство вины. Охотники крутили пальцем у виска, но некоторые разбегались, оглушенные ее напором. Валерия тяжело опустилась на ящик, скинула мокрый плащ. В голове стучало: «Успею? Смогу? Что скажет Рябоволов? И самое главное — что скажет… Он?»

* * *

Дождь хлестал по лицу, но уже не мог смыть пьяную дурь из головы. Я добрался до Причала №7 пешком, шатаясь, но с упорством пьяного мамонта. Склад «Цунами» встретил меня грохотом молотков, руганью и светом керосиновых фонарей. Охотники ночной смены, увидев меня, замерли. Их приветственные возгласы застряли в глотках. Они пялились на мой вид: мокрый, перекошенный от выпивки, в простой, помятой одежде.

— Шеф? — осторожно протянул