Бремя власти II - Иван Ладыгин

— Официант! — мой голос прорвал гул зала. Громко. Четко. Без тени смущения или гнева. Будто я дал команду на поле боя. Все замолчали. Даже Орловская за колонной пригнулась. Я смотрел на удаляющуюся спину Анны, окруженную гвардейцами. На платье «ночного неба», уходящее в тень коридора. — Еще вина! — объявил я, садясь на резной стул. — И… полотенца. Самые впитывающие. — Я поймал взгляд перепуганного официанта. Улыбнулся. Широко. Безупречно. Как и положено императору-дурачку, которого только что публично унизили. — Баталия, дорогой мой… только началась. Не спешите нести счет. На десерт я хочу чего-нибудь… остренького.

Глава 12

«Он до того был бесцеремонен со своими многочисленными поклонницами, представительницами большого петербургского света, что ездил к ним в гости уже совершенно запросто — в шлафроке.»

Гейнце Н. Э.

Голова гудела, как улей разъяренных шершней. Каждый шаг по мраморным ступеням парадной лестницы отдавался грохотом взрыва в моем черепе. Двое гвардейцев, каменные истуканы в белых мундирах, тащили меня под руки. Их лица были непроницаемы, но в глазах читалось плохо скрываемое отвращение. Я отыгрывал свою роль Николая-дурачка на все сто процентов.

— Эх, матушка-Россия! Бескрайняя земля! — заорал я во всю глотку, стараясь, чтобы мой пьяный вопль разнесся по спящим коридорам. — Душа поет и радуется! В родных пенатах всяко лучше, чем на чужбине! И небо, и воздух, и вино — все здесь особенное! Родное! Вот возьму! И моду поменяю, а то мне все эти накрахмаленные западные парики уже порядком надоели!

Внешне да и внутренне я действительно был пьян: улюлюкал, распевал частушки, дразнил свою охрану. Но в глубине души мне почему-то было больно.

Воспоминания об «Изумруде» накатывали волнами тошноты и стыда. После ухода Анны я остался. Один. С бутылкой самого дорогого, самого крепкого бордо, что нашлось в погребке вип-ложи. Я пил, как последний забулдыга. В это раз не для игры… Не для плана. Я пил, чтобы затопить это поганое чувство, разъедающее сердце изнутри. Чувство, от которого хотелось либо разбить все вокруг, либо сдохнуть.

Эти эмоции были мне чужды…

Соломон Мудрый, повелитель джиннов, усмиритель демонов, царь над царями… слетел с катушек из-за девчонки с ледяными глазами и ядом на языке! Анна. О, Анна… Ее презрительный взгляд, когда вино хлынуло мне в лицо. Ее слова: «Держи, кретин!» Они жгли сильнее любой магии Скверны.

«Соломон, ты спятил окончательно! — призрак метался в моей голове, как шальная пуля, с самого „Изумруда“. Его голос был смесью ужаса, отвращения и какого-то дикого, истерического веселья. — Ты влюбился! В НЕЕ? ТЫ! Такой хладнокровный и расчетливый! Да ты посмотри на себя! Ты же древний, как все эти камни вокруг! Ты — Царь! А она… она тебя ненавидит! И правильно делает! Ты же убил ее любовника!»

«Отвали! — мысленно рявкнул я ему сквозь алкогольный туман. — Не лезь в мою голову! Ты, наверное, бредишь и меня пытаешься заразить этим!»

Гвардейцы вволокли меня в покои. Бросили на огромную, мягкую, издевательски роскошную кровать. Я застонал. Сушняк резал горло, будто я наглотался битого стекла от лампочки.

— Винааа! — завыл я, катаясь по шелковому покрывалу. — Немедленно! Императорское повеление! Умоляю! Умираю! Не принесете — лишитесь головы!

Кто-то из прислуги — тень в ночной сорочке — мелькнул в дверях и исчез. Через минуту на тумбочке рядом со мной появились два кувшина. Один с вином. Другой — с водой. Более того, заботливая тень слуги оставила порошок обезболивающего. Выбор был очевиден. Я предпочел холодное, терпкое, красное. Я налил, не целясь, расплескав половину. Глотнул. Потом еще. И еще. Алкоголь притуплял остроту стыда, но не мог заглушить боль. И гнев. На самого себя. На свою душу. На Анну. На весь этот проклятый мир.

«Продолжай, продолжай! — Николай злобно хихикал в моем сознании. — Допивайся! Может, тогда Анна простит тебя за публичный позор? Или ты думаешь, она прибежит вытирать тебя полотенцем? Ха! Она бы скорее плюнула тебе в лицо! Опять!»

«Заткнись, придурок! — огрызнулся я, делая еще один глоток. Вино текло по подбородку, смешиваясь с потом. — Или я найду способ выковырять тебя отсюда и запихать в ночной горшок! За мной не заржавеет!»

«Попробуй-попробуй, древний узурпатор! — парировал Призрак. — Но пока ты здесь — я буду тебе напоминать, что ты — позорное зрелище! Император, валяющийся пьяным в соплях! Великий Соломон, плачущий в подушку из-за девчонки!»

«Пошел ты!» — буркнул я.

В этот миг дверь в покои распахнулась с такой силой, что даже стена задрожала. В проеме появился Рыльский. Он был залит светом коридорных светильников. Его лицо было темнее грозовой тучи. Он шагнул внутрь, хлопнул дверью и остановился у кровати, глядя на меня сверху вниз, как на дохлую крысу.

— Николай! — его голос был тихим, но таким же острым и тяжелым, как и его клинок. — Что ты натворил⁈ Допился до чертиков! Анна Александровна вернулась во дворец одна! Одна, понимаешь⁈ Весь город уже трещит! Репутация девушки… Императрицы будущей! Ты ее в грязь втоптал! А себя — еще глубже!

Я приподнялся на локте, с трудом фокусируя взгляд на его разгневанном лице.

— А тебе какое дело, Лев Павлович? — процедил я, стараясь изобразить пьяное безразличие. — Не твоего ума это дело… Женщины… Они… они как кошки! Сами приходят, сами уходят…

Рыльский аж затрясся от ярости. Он наклонился, его лицо оказалось в сантиметре от моего. От него пахнуло потом, сталью и бешеным гневом.

— Она тебе не кошка! И ты обещал мне! — прошипел он. — Информацию! Про Ольгу Павловну! Ты же клялся мне перед оперой! Ты хоть что-нибудь узнал о ней? Или ты, как всегда, врешь, как последний…

Ах, вот оно что! Его боль, его унижение, его запретная страсть вырвались наружу. Я хмыкнул, делая вид, что вспоминаю сквозь хмель.

— А-а-а… Ну да… Информация… — я пошарил рукой вокруг, нашел кувшин, отпил прямо из горлышка. — Слушай сюда, старый вояка… Твой светоч… Ольга… Она любила охотника. Настоящего. Золотую Пулю. Который Скверну ненавидел сильнее смерти. Который не признавал слово «нет». А также он был мечтателем… Ты, наверняка, и так это знал, но теперь… В общем, не сюсюкайся с ней! Не вздыхай украдкой! Будь… будь как он! Грубым. Решительным. Напористым! Но галантным и чутким. Покажи