Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

class="p1">Она специально выбрала вечернюю смену — меньше начальства, больше возможности спокойно работать. Виолетта была из тех лекарей, кто искренне любил медицину, а не карьеру.

Все пациенты в ее отделении были стабильны. Документация заполнена идеально — она была патологически аккуратна во всем. Каждая запись, каждая цифра на своем месте.

Телефон на сестринском посту зазвонил. Она нехотя сняла трубку — в такое время звонки обычно не предвещали ничего хорошего.

— Терапевтическое отделение, лекарь Пестрякова.

— ВИОЛЕТТА! — заорал в трубку заведующий терапией больницы, Магистр Илларион Жилин. — Бросай все и беги готовить ВИП-палату! СРОЧНО!

— Илларион Илларионович, у нас же нет свободных ВИП-палат, — спокойно, как будто он не орал, а вежливо поинтересовался прогнозом погоды, ответила она. — Все заняты. В триста десятой — супруга Валиева с острым панкреатитом, она под круглосуточным наблюдением. В триста одиннадцатой — банкир Мохров после инфаркта, ему прописан абсолютный покой. В триста двенадцатой…

— МНЕ ПЛЕВАТЬ! — перебил ее Жилин. — Освободи любую! Переведи кого-нибудь в обычную! Барон фон Штальберг едет!

— Барон фон Штальберг? — Пестрякова чуть не уронила трубку. — Тот самый? Но что с ним?

— Откуда я знаю! Сказал, острый гипертонический криз на фоне стресса! Велел обеспечить по высшему разряду! Через полчаса он должен лежать в лучшей палате с лучшим уходом!

— Но, Илларион Илларионович, это же невозможно! Я не могу просто взять и выселить жену Валиева! Это же скандал!

— Можешь и выселишь! — рявкнул главврач. — Переведи банкира Мохрова, он уже почти стабилизировался! Виолетта, ты знаешь, сколько барон жертвует нашей больнице ежегодно?

— Нет, и…

— ВОТ И ЛУЧШЕ ТЕБЕ НЕ ЗНАТЬ! — заорал он так, что в трубке затрещало. — На эти деньги мы оборудование для кардиохирургии закупаем! Так что никаких «но»! Через полчаса палата должна быть готова, как для приезда Императора!

Пестрякова на мгновение прикусила язык, чувствуя, как внутри все холодеет от отвращения. Против такого аргумента возразить было нечего.

Деньги решали все, даже в целительстве. Жизнь одного пациента, оказывается, может быть дешевле жизни другого, если у второго в кармане они есть.

— Хорошо, — ее голос стал ледяным. — Я все сделаю. Но объяснять потом господину Мохрову о его внезапном «ухудшении», требующем перевода в общую палату, будете вы. Лично.

— Договорились! Ах да, чуть не забыл! — голос Жилина стал еще более напряженным. — У барона будет свой лекарь. Личный лекарь. Из Мурома. Предоставь ему все необходимое!

— Свой лекарь⁈ — возмутилась Пестрякова. — Но это же противоречит всем протоколам Гильдии! Как чужой лекарь, тем более из провинции, может работать в нашей больнице? У него даже допуска нет! И страховки! И…

— ВИОЛЛЕТТА! — заорал Жилин так, что она отдернула трубку от уха. — МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ПРОТОКОЛЫ! Я ВСЕ сказал! БАРОН — ВИП-ПАЛАТА — ЛИЧНЫЙ ЛЕКАРЬ! Точка! Делай, что говорят, или завтра будешь искать новую работу в фельдшерском пункте какой-нибудь захудалой деревни!

Трубку бросили.

Пестрякова выругалась сквозь зубы — длинно, витиевато, используя медицинские термины в качестве ругательств. Где это видано, чтобы в государственной больнице, флагмане регионального целительства, чужие лекари орудовали? Это же нарушение всех возможных правил!

Но против Жилина не попрешь. Да и сам фон Штальберг — фигура влиятельная.

Может такую бучу поднять, что все перед ним на задних лапках бегать будут. Вспомнить хотя бы, как он продавил строительство нового корпуса онкологии — просто пригрозил перевести финансирование в столичную больницу.

Следующие двадцать минут Пестрякова носилась по отделению как угорелая.

Сначала — деликатный, полный эвфемизмов разговор с банкиром Мохровым. Тот, на удивление, воспринял новость о «необходимости временного перевода для проведения дополнительных процедур» спокойно.

Побухтел, конечно. Но Пестрякова была тертый калач. И не таких видала. А Мохров хоть и был банкиром, но мелким. И совесть свою до конца не растерял.

Видимо, прекрасно понимал реальную расстановку сил в этом мире.

Потом — организация переезда, смена постельного белья, проверка оборудования, вызов дежурного техника, чтобы убедиться, что каждый датчик и каждый провод работают идеально.

ВИП-палата триста одиннадцать была лучшей в отделении.

Просторная комната с панорамным окном с видом на парк, широкая медицинская кровать с электроприводом, отдельный санузел с душем, холодильник, набитый минеральной водой и соками, огромный телевизор на стене, даже небольшой кожаный диван для посетителей.

Больше похоже на номер в пятизвездочном отеле, чем на больничную палату.

Когда все было готово, дежурная медсестра сообщила по селектору:

— Виолетта Архиповна, барон прибыл! Везут на лифте!

— Принимаю! Палата готова!

Через пару минут в коридоре появилась целая процессия.

Впереди — двое охранников в черных костюмах с наушниками-«спиральками». Профессионалы — двигались слаженно, проверили каждый угол, заглянули во все соседние палаты, даже в подсобку сунулись.

— Чисто, — доложил один из них в микрофон на лацкане.

Следом вкатили каталку.

На ней лежал барон фон Штальберг — бледный, с закрытыми глазами, дышал тяжело и прерывисто.

Каталку толкал молодой человек лет двадцати пяти в дорогом, но слегка помятом костюме. Симпатичный. Светлые волосы, правильные, почти аристократические черты лица, уверенные, отточенные движения.

Рядом с ним шла эффектная девушка в совершенно неуместном для больницы вечернем платье — обтягивающем, темно-синем, с глубоким декольте. Длинные волосы были стянуты в тугой конский хвост.

«Странно, — подумала Пестрякова, встречая их у входа в палату. — Барон выглядит… слишком здоровым для человека с гипертоническим кризом. Бледность явно наигранная — пудра? И дышит он специально часто — вижу, как напрягает межреберные мышцы. Что за спектакль?»

— Добрый вечер, — она вышла навстречу. — Я лекарь Пестрякова, дежурный целитель терапевтического отделения. Буду курировать барона фон Штальберга.

Молодой человек поднял голову, и она увидела его глаза — серые, внимательные, оценивающие. Взгляд профессионала. Взгляд, который, казалось, видел не ее, а все ее слабые места и профессиональные ошибки.

— Подмастерье Разумовский, — представился он. — Личный лекарь барона. А это фельдшер Вероника Сергеевна.

При фамилии «Разумовский» Пестрякова буквально ахнула.

ТОТ САМЫЙ Разумовский! Герой всех больничных сплетен последнего месяца! Тот, кто спас барона от феохромоцитомы, когда лучшие магистры разводили руками!

Тот, кто набрал девяносто шесть баллов на квалификационном экзамене Подмастерья — абсолютный рекорд за последние двадцать лет!

Вундеркинд из Мурома!

Ее отношение мгновенно изменилось с настороженного на почтительно-восхищенное.

— Господин Разумовский! Какая честь! Я столько о вас слышала! Ваша операция барону — это было блестяще! И тот случай с диагностикой феохромоцитомы в тюремной камере!