Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии - Александр Сатомский

И сказал царь: кто на дворе? Аман же пришел тогда на внешний двор царского дома поговорить с царем, чтобы повесили Мардохея на дереве, которое он приготовил для него. И сказали отроки царю: вот, Аман стоит на дворе. И сказал царь: пусть войдет (Есф. 6: 3–5).

Из сильных качеств этого правителя бросается в глаза странно уживающаяся со взбалмошным характером скрупулезность — конечно, не сам он ведет памятные книги, но не без его указания это делается. Что же касается воздаяния Мардохею — в этом можно видеть не только естественный жест благодарности, но и мудрость правителя, понимающего, что, если за благодеянием не последует воздаяние, в следующий раз подданные подумают, прежде чем благотворить царю.

Спрашивая, кто на дворе, царь хочет узнать, нет ли рядом кого-то из высших сановников, с кем можно было бы посоветоваться. Он вновь обнаруживает свою несамостоятельность, требуя совета и поддержки в таком обыденном вопросе.

Мы видим, что в этой истории Бог действует с большой долей иронии — пришедший причинить зло обречен на оказание почестей своему ненавистнику. Но Господь честно предупреждает о подобном: Нечестивый злоумышляет против праведника и скрежещет на него зубами своими: Господь же посмевается над ним, ибо видит, что приходит день его (Пс. 36:12–13).

И вошел Аман. И сказал ему царь: что сделать бы тому человеку, которого царь хочет отличить почестью? Аман подумал в сердце своем: кому другому захочет царь оказать почесть, кроме меня? И сказал Аман царю: тому человеку, которого царь хочет отличить почестью, пусть принесут одеяние царское, в которое одевается царь, и приведут коня, на котором ездит царь, возложат царский венец на голову его, и пусть подадут одеяние и коня в руки одному из первых князей царских, — и облекут того человека, которого царь хочет отличить почестью, и выведут его на коне на городскую площадь, и провозгласят пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью! (Есф. 6: 6–9).

Вновь параллель с историей Иосифа, с той лишь разницей, что здесь не Есфирь, а Мардохей поставлен в обстоятельства, похожие на жизнь любимого сына Иакова. В Книге Бытия фараон сознательно возвеличивает Иосифа, здесь же царь делает это руками злонамеренного придворного.

Аман так обманулся в своих ожиданиях еще и из-за приглашений на пир от царицы, посчитав, возможно, что царь не захочет ударить лицом в грязь перед женой и покажет, что как муж и глава способен облагодетельствовать человека много больше, чем она — одним лишь своим вниманием.

И сказал царь Аману: тотчас же возьми одеяние и коня, как ты сказал, и сделай это Мардохею Иудеянину, сидящему у царских ворот; ничего не опусти из всего, что ты говорил. И взял Аман одеяние и коня и облек Мардохея, и вывел его на коне на городскую площадь и провозгласил пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью! И возвратился Мардохей к царским воротам. Аман же поспешил в дом свой, печальный и закрыв голову. И пересказал Аман Зереши, жене своей, и всем друзьям своим все, что случилось с ним. И сказали ему мудрецы его и Зерешь, жена его: если из племени Иудеев Мардохей, из-за которого ты начал падать, то не пересилишь его, а наверно падешь пред ним. Они еще разговаривали с ним, как пришли евнухи царя и стали торопить Амана идти на пир, который приготовила Есфирь (Есф. 6:10–14).

Определенная непоследовательность повествования объясняется, видимо, переложением этого разговора автором, который, несомненно, при нем не присутствовал. Иначе сложно объяснить, с одной тороны, желание царя уничтожить всех иудеев в государстве, а с другой — возвеличить Мардохея Иудеянина, уничижив первого министра. Скорее всего, для Ахашвероша происхождение Мардохея, равно как и Есфири, носящих местные теофорные имена, было тайной.

И возвратился Мардохей к царским воротам. Это место понимается толкователями так: после столь помпезного выезда Мардохей снова облачился в одежды поста и траура, ведь царь оказал благоволение ему, но не его народу. И как он предупреждал Есфирь, чтобы она не надеялась при царском благоволении укрыться за стенами дворца, если будут уничтожать ее соплеменников, так и сам он не принимает подобных помыслов.

Поведение Амана трудно назвать благоразумным — увидев, что царь благоволит к его врагу, он не отступает от планов мщения, хотя на их тщетность ему указывают друзья и супруга.

В последнем стихе слышно неотвратимое приближение брошенных жребиев — уже не столько Аман торопится на пир, сколько его торопят.

Глава 7

И пришел царь с Аманом пировать у Есфири царицы. И сказал царь Есфири также и в этот второй день во время пира: какое желание твое, царица Есфирь? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена (Есф. 7:1–2).

Итак, развязка: Аман приведен на пир, Есфирь готова действовать. Изъявляя желание исполнить любую просьбу Есфири, Ахашверош подчеркивает ее статус — в отличие от первого пира обращается к ней царица Есфирь.

…Какое желание твое… и какая просьба твоя? Два близких, но не тождественных термина: слово ше-эла обозначает непосредственное прошение, то, что Есфирь может получить от царя безо всяких условий; бакашати относится к той области, на которую царица хотела бы распространить свое прошение, но где уже действуют границы обещанному царем — хотя бы до полуцарства. Царица просит малого, но желает большего. И царь готов безусловно даровать одно и подумать над другим.

И отвечала царица Есфирь и сказала: если я нашла благоволение в очах твоих, царь, и если царю благоугодно, то да будут дарованы мне жизнь моя, по желанию моему, и народ мой, по просьбе моей! (Есф. 7: 3).

Жизнь — вот то, что царица надеется получить несомненно, а жизнь народа — ее глубокое желание, об исполнении которого она ходатайствует перед царем. Верная последовательность: как замечает Альшейх (см. Свиток Эстер, 178), кто сам обречен на смерть — не может спасти других. Поэтому сначала она ходатайствует о своей жизни.

Ибо проданы мы, я и народ мой, на истребление, убиение и погибель. Если бы мы проданы были в рабы и рабыни, я молчала бы, хотя враг не вознаградил бы ущерба царя (Есф. 7: 4).

Обычно такой стилистический прием, как удвоение («святая святых» или «небеса небес»), указывает на превосходную степень описываемого, здесь же — утроение: истребление, убиение и погибель — три синонима призваны максимально усилить впечатление от сказанного, обозначить