На сцене и за кулисами. Первые шаги на сцене. Режиссерские ремарки - Джон Гилгуд

адвокатской шапочкой безнадежно седы. Подобно Дузе, которой она так восторгалась, Эллен не нуждалась ни в каких искусственных средствах для того, чтобы обретать на сцене молодость. В последние годы жизни сцена суда стала ее любимым номером: в ней Эллен почти никогда не изменяла память. Впрочем, я слышал, что однажды ночью, когда она играла эту сцену в «Колизее», начался воздушный налет. Разумеется, Эллен Терри пожелала своими глазами увидеть все происходящее и настояла, чтобы ее взяли на крышу, где она наблюдала за налетом, пока ей не пришло время выходить на сцену. Ее выступление завершало программу, и она была восторженно встречена публикой, но взрывы и грохот за стенами театра не давали ей сосредоточиться, и, дойдя до стиха: «Твой вексель не дает ни капли…», — она неожиданно запнулась. Актер, стоявший неподалеку от нее, сообразил, в чем дело, и уже готовился шепнуть ей на ухо забытое слово, как вдруг в тишине из-за кулис раздался голос Эдит Крэг: «Крови, мама, крови»!* * *

Газеты были полны сообщениями об успехе Ноэла Коуарда в «Водовороте», в хэмпстедском «Эвримен тиэтр», и я вместе с родителями отправился посмотреть этот спектакль. В маленьком зале царила удивительно напряженная тишина. Финал второго акта, когда Ноэл сидит в профиль к публике, откинув голову, и с бледным лицом все громче и громче играет под занавес исступленную мелодию, был одним из самых впечатляющих зрелищ, какие мне доводилось видеть в театре. В тот вечер, когда мы смотрели спектакль, Ноэл опоздал на свой выход в третьем акте: мальчик, вызывающий актеров на сцену, пропустил реплику, а возможно, в «Эвримен тиэтр» и вовсе не было такого мальчика. Создалась мучительная пауза, и мисс Брейтуэйт (впоследствии кавалерственная дама Лилиен) как пойманная тигрица, металась взад и вперед, изо всех сил стараясь удержать зрителей в напряжении, пока Коуард не вышел наконец на сцену. Публика, однако, была так поглощена пьесой, что эта злополучная задержка не произвела на нее никакого впечатления, и по окончании спектакля, возвращаясь в полупустом грохочущем поезде метро в далекий Саут Кенсингтон, мы все сидели молча, в том состоянии полной опустошенности, которое бывает лишь после подлинно волнующего вечера в театре.

Гамлет. "Лицеум". Лондон. 1939 г.

Сцена из спектакля "Гамлет". "Лицеум". Лондон. 1939 г.

Гамлет. "Хеймаркет". Лондон. 1944 г.

Сцена из спектакля "Гамлет". Нью-Йорк. 1936 г.

Ален Уэйд работал в «Эвримен тиэтр» и руководил постановкой «Водоворота», которая вскоре была перенесена в «Роялти». Я полагаю, это он рекомендовал меня в качестве дублера Коуарда: для пьесы необходим был актер, умевший играть на рояле. Фейген во второй раз освободил меня. Надеюсь, что я сумел отблагодарить его: оглядываясь назад, я понимаю теперь, каким удивительно добрым и заботливым руководителем он был. Меня представили Ноэлу вечером, когда он уже гримировался. В те дни я привык видеть на столах в актерских уборных лишь старую коробку из-под сигар с несколькими жирными палочками грима да жалкую жестянку с гигиенической пудрой. Уборная Ноэла выглядела куда более шикарно: грим был аккуратно разложен по маленьким баночкам, на умывальнике стояла большая бутылка одеколона, в шкафу висело множество халатов. Ноэл принял меня исключительно любезно. Он сказал, что для него большое облегчение иметь в театре человека, на которого можно положиться, и что он готов помочь мне во всем, чем сумеет.

Ноэл Коуард приезжал в театр поздно, так как в «Водовороте» он выходил на сцену лишь через сорок минут после поднятия занавеса. Он по целым дням репетировал свое ревю «Продолжаем танцевать» и к тому же любил долго сидеть за обедом. Я стоял у служебного входа с гримом в руках и смотрел на улицу, готовый броситься в уборную Коуарда и начать гримироваться, если Ноэл в последнюю минуту не появится. Наконец, мое терпение было вознаграждено: Ноэл пожелал съездить в Манчестер на премьеру своего ревю и сказал мне, чтобы я заменил его на этот вечер.

Предварительно он устроил мне две репетиции с Лилиен Брейтуэйт и исполнителями основных ролей. Я, разумеется, страшно нервничал. Некоторые фразы звучали у Ноэла так поразительно характерно, что каждый, кто хоть раз слышал их, уже не мог произнести эти слова иначе и лишь рабски подражал Коуарду. Вот примеры:

— Последний раз я видел вас в Сандхерсте.

— Прелестное место!

— И это, знаете ли, самый приятный тип англичанина.

— Ненавижу англичан самого приятного типа.

Я был убежден, что за те многие спектакли, которые я просмотрел, мне удалось изучить все оттенки и модуляции голоса, используемые актерами в ключевых сценах; однако, попробовав играть сам, я обнаружил, что не представляю себе, как воспроизвести все это. Единственное место, с которым я хорошо справился на репетиции, была финальная вспышка юноши против матери, когда он смахивает на пол ее туалетное зеркало, а затем бросается к ней в объятия; но даже тогда я находился в таком возбуждении, что порезался о флаконы. Несмотря на мою неуклюжесть, Ноэл и Лилиен остались очень довольны моей несомненной искренностью. Их благожелательные отзывы подбодрили меня, и, когда наступил решающий вечер, я постарался как можно лучше сыграть свою роль.

Нет занятия более мучительного, чем играть главную роль вместо основного исполнителя. В тот вечер перед моим выходом на сцену какая-то «добрая душа» постучалась ко мне в уборную и сообщила, что несколько человек уже вернули обратно билеты, прочитав у кассы объявление о том, что Ноэл сегодня не играет. Однако публика, как правило, бывает на редкость благосклонна и снисходительна к молодым дублерам, особенно если пьеса интересна. В конце спектакля аплодисменты были такими же горячими, как и в предыдущие вечера…

1925–1926

Следующим своим успехом я обязан чеховской «Чайке». Филип Риджуэй, отважный режиссер этого спектакля, был человек необыкновенный. Успех фейгеновской постановки «Вишневого сада» навел его на мысль осуществить целую серию чеховских пьес: после «Чайки» он намеревался поставить «Трех сестер», «Иванова» и «Дядю