Борьба Москвы за Прибалтику при Иване Грозном - Витольд Владиславович Новодворский

Накануне приступа канцлер послал осажденным грамоту, приглашавшую их добровольно подчиниться и обещавшую, по обыкновению в таком случае, тем, которые пожелают остаться под властью польского короля, различные милости, а остальным – свободный пропуск в отечество[630]. Осажденные грамоты не хотели принимать и только говорили: «Пускай король шлет грамоты в свои города, а не к нам, мы никакого короля не знаем и не желаем его слушать». В день, назначенный для приступа (23-го октября), утром было совершено молебствие, причем многие, готовившиеся идти на приступ исповедались и причастились. В это время наводились мосты, причем осажденные производили усиленную стрельбу, но она мало вредила наводившим мост: убит был только один солдат и два ранены.

После молебствия Замойский стал вызывать тех, которые записались идти на приступ, затем произнес к ним речь, в которой благодарил их за готовность пожертвовать даже жизнью ради дела, превозносил их мужество, говоря, что подвигом своим они приобретут бессмертную славу, и обещал выхлопотать у короля для них различные милости. После этого наступил момент прощания. Замойский подавал всем руку и с плачем благословлял. Воины тоже плакали, прощаясь друг с другом. Затем гетман приказал им идти к траншеям и не начинать приступа до тех пор, пока он сам к ним не явится. Венгры и поляки, согласно этому приказанию, стали у траншей, а Замойский приготовил между тем материалы, необходимые для поджога крепости.

Когда все было готово, он приказал воинам садиться на лошадей и сам, сев на коня, поехал к траншеям. Увидев, что враги приближаются уже к мостам, осажденные стали кричать, что желают вести переговоры, но с условием, что будет прекращена пальба. Замойский прекратил ее и послал спросить, чего осажденные хотят. Они ответили, что желают прочесть королевскую грамоту и после этого скажут, сдаются ли они, или нет. Прочтя ее, они выразили через посредство уполномоченных (шести человек) готовность сдаться на условиях дарования им жизни и свободы и разрешения унести с собою оружие, причем требовали подтверждения этих условий клятвой со стороны Замойского.

Условие о сохранении оружия Замойский отвергнул, но даровать жизнь и свободу клятвенно обещался. Тогда гарнизон отправил к гетману еще семь уполномоченных заявить, что воеводы не хотят сдаваться; поэтому пусть он возьмет их силою. Замойский послал за ними несколько десятков человек и приказал русским ради их собственной безопасности не выходить из крепости до завтрашнего дня, а уполномоченных пригласил к себе в шатер и устроил им тут угощение. Когда привели воевод, гетман заявил им, что берет их в плен, так как они не хотели сдаться добровольно[631].

Таков был ход военных действий на главном театре войны. Теперь посмотрим, что происходило на флангах Баториевой армии. На левом фланге в Ливонии, где находился Матвей Дембинский с отрядом в 3000 человек, господствовало спокойствие[632], а на правом шла весьма оживленная борьба. Тут действовали оршанский староста Филон Кмита и казацкий гетман Оришовский: первый предпринимал поход к Смоленску, а второй – к Стародубу.

Собрав из шляхты, жившей вокруг Орши, отряд в 700 и отряд пехоты и казаков в 1000 человек, Кмита направился[633] к небольшому замку, находившемуся на расстоянии нескольких миль от Смоленска, надеясь соединиться здесь с королевскими войсками, но ошибся в своих расчетах. Несмотря на это, он двинулся дальше, к самому Смоленску, из которого, лишь только он подступил к городу, ударило на него несколько сот стрельцов, но он их разбил и принудил возвратиться назад в крепость. Однако он отступил от Смоленска, опасаясь, очевидно, разгрома своего войска. Действительно, когда Кмита расположился лагерем на некотором (1/2 мили) расстоянии от Смоленска, отсюда вышел отряд в 400 всадников и 3000 пехотинцев с целью догнать его и нанести ему поражение.

Но Кмита первый ударил на врага, не обращая внимания на его численное превосходство. Битва, начавшаяся вечером, затянулась до поздней ночи и кончилась победой Кмиты, причем он взял многих врагов в плен, но сам понес потери незначительные. Однако ввиду того, что у него много было раненых и воины его сильно утомились, он отступил немедленно по направлению к Орше и расположился лагерем на ночлег на берегу одной речки, в расстоянии десяти миль от Смоленска. Тут-то напало на него 25 000 русских и татар, стараясь окружить его со всех сторон. Он пустился бежать, а они его преследовали и громили; ему приходилось уже очень плохо, но, к счастью для него, прибыли ему на выручку шедшие под Великие Луки две роты, которые, узнав, что король взял уже крепость, повернули на восток, чтоб соединиться с Кмитою, ибо им известно было, что он предпринимает экспедицию в неприятельскую страну. Русские, заметив свежие силы у противника, прекратили преследование. Во время этой погони Кмита потерял 700 человек убитыми, два орудия и 12 гаковниц, которые захватили враги. Чтоб облегчить себе бегство, оршанский староста умертвил всех пленных[634].

Месяца два спустя после того (в ноябре) Оришовский опустошил сильно северскую область, достиг Стародуба, сжег город и часть его укреплений; затем он произвел нападение на Поченово, но был отбит; тогда он вернулся назад, забрав с собою большую добычу[635].

Так окончилась кампания 1580 года: Баторий приобрел еще один важный стратегический пункт, Великие Луки, что сильно подвигало вперед осуществление военного плана, составленного королем.

Часть VI. Псков

В Великих Луках Баторий находился до тех пор, пока не была окончена постройка крепости в главных своих частях, причем он сам деятельно наблюдал за ходом строительных работ.

Снабдив крепость всем необходимым и оставив в ней гарнизон из 1117 человек конницы и 1000 пехоты под начальством оршанского старосты Филона Кмиты, Баторий 3-го октября отправился в Невель[636]. Сюда последовали за ним московские послы. Но ведение переговоров не давало никаких результатов.

Вскоре после взятия Великих Лук (7-го сентября) король получил от Иоанна письмо, которое, очевидно, было прислано только с той целью, чтоб известить Батория об успехе царских войск в Ливонии: они отняли назад, как доносил царь, у поляков город Крейцбург[637]. Тон письма свидетельствует о том, что у Иоанна явилась некоторая надежда на более успешный для него ход военных действий или что известием о победе он хочет произвести впечатлите на противника.

Баторий ответил на это письмо извещением Иоанна о взятии Великих Лук и опровержением известия о победе царских войск в Ливонии[638].

Затем уже в Невель пришло от Иоанна письмо к Баторию, как ответ на посольство Лозовицкого. Царь обосновывал, по обыкновению, свои притязания на Ливонию на наследственном праве, ведущем свое начало от Ярослава, который завоевал ливонскую страну и построил в ней город Юрьев. Однако от некоторых городов в Ливонии он теперь, после взятия Великих Лук, уже отказывался: он уступал Баторию Кокенгаузен, Ашераден, Леневард, Крейцбург, кроме того, Усвят и Озерище, соглашался на то, чтобы оба они, т. е. он, Иоанн, и Баторий, носили титулы ливонских владетелей, но требовал за эти уступки возвращения Великих Лук, Велижа и отступления королевских войск от Невеля[639]. Наконец, Иоанн давал своему посольству полномочие сделать еще большие уступки, если на те, которые он сделал, последует согласие[640].

Предложения Иоанна, конечно, не были приняты, вследствие чего московское посольство, исполняя поручение царя, выразило желание вступить в новые переговоры. Московские послы три раза совещались с сенаторами Батория. Сначала они уступили небольшие замки Биржи (Биржам), Лаудон (Лявдан) и Руин, потом прибавили еще два (Сечвей и Маенгавз) и, наконец, когда, ввиду ничтожности уступок, им заявили, что они могут возвращаться к своему государю, отдали королю Румборк, Каркус[641] и, в конце концов, Трикат.

Больше уступать они не могли, так как они не имели на то полномочий, вследствие чего переговоры были прерваны, однако послам разрешено было, согласно их просьбе, следовать за королем до тех пор, пока они не получат новых инструкций от своего государя. Затягивать переговоры казалось Иоанну выгодным, так как ему