Блокадные дни. «Жёлтый снег…» - Елена Константиновна Зелинская

бабушкой они встретились и поженились после войны. В семье его все звали одним словом – Глепощ и очень любили. Сколько его помню, он постоянно сушил сухари. В кухне и в кладовке на гвоздиках висели мешки, наполненные твёрдым хлебом. Он и с собой постоянно носил маленький полотняный мешочек, туго набитый солёными кубиками, которые он самолично обжаривал на большом чёрном противне.

Мои родители уехали из Ленинграда по месту службы отца, морского офицера, во Владивосток. Однажды Глепощ приехал навестить нас. Он прожил тогда с нами целый месяц. По утрам он вставал рано, брал меня за руку и вёл на море, купаться. Мы сидели с ним на скамейках еще пустого пляжа «Водник», ёжась от утренней прохлады, смотрели на чистую морскую волну и по очереди таскали из мешочка солёные сухарики.

Это и был мой блокадный хлеб.

Владислав Глинка

Блокада. Воспоминания

Михаил Глинка. Об авторе воспоминаний

Владислав Михайлович Глинка родился 6 (19) февраля 1903 года в городе Старая Русса. Семья была дворянской, служилой. Отец, Михаил Павлович Глинка, за четыре года до того окончил в Петербурге Военно-медицинскую академию. Впрочем, начинать молодость с военной службы было в семье давней традицией – дед Владислава служил на военном флоте, плавал на паро-парусных клиперах вместе с К.М. Станюковичем, прадед служил в гвардейских саперах, прапрадед и прапрапрадед – в драгунах.

Семья его родителей не была богатой, жили на заработки отца. «Отец был врачом идейного типа, – писал В.М. Глинка впоследствии, – он шел на призыв больного в любой час суток, часто неся с собой не только лекарства и пищу, если мог предположить, что они нужны, но порой и деньги. Это совсем не значит, что отец при частной практике не получал гонораров от состоятельных пациентов, но у него никогда не было «таксы», а при выходе из его кабинета стоял глубокий керамический ковш, в который и опускали любую сумму, какую считали сообразной своим средствам. Мама моя была доброй помощницей отцу всегда и во всем».

Собственный дом Михаил Павлович смог построить только после двенадцати лет непрерывной врачебной практики. А практика была разнообразная: Свеаборгская военная крепость, деревня Будомицы Старорусского уезда, земская больница в Старой Руссе, казачья батарея на Русско-японской войне, вновь старорусское земство, передовой перевязочный отряд на германском фронте. Отец возвращался с фронтов, снимал френч, но долго еще трое подрастающих сыновей доктора играли маньчжурскими открытками, австрийской каской, шнуром, снятым с револьвера. Осязание в собственных пальцах подлинных предметов другого, далекого быта – может быть, и отсюда протягивается ниточка к будущему работнику музея…

Был в доме и свой «литературный архив». Бабушка (мать матери Владислава) была вдовой известного в 1880-1900-х годах публициста Сергея Николаевича Кривенко, редактора «Русского богатства». В доме хранился архив из сотен записочек и писем. Здесь были автографы Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Гаршина, Михайловского, Шелгунова, Плещеева, Короленко и многих других. Архив этот был для Владислава в отрочестве первым чтением ненапечатанных историко-литературных документов.

Старая Русса в начале ХХ века представляла собой очень своеобразный город. Центр его составлял курорт, солевые грязи которого пользовались громкой известностью не только из-за их целебности, но и потому, что находились всего в двухстах верстах от столицы. Каждое лето в Старую Руссу наезжали тысячи людей из Петербурга и Москвы, и среди них – художники, артисты, ученые. Михаил Павлович Глинка пользовался в городе репутацией опытнейшего врача, интересного собеседника и доброго, гостеприимного хозяина. В разные годы его пациентами были А.Г. Достоевская, художник Б.М. Кустодиев, известный путешественник П.К. Козлов, академик Н.С. Курнаков, профессор В.П. Семенов-Тян-Шанский, будущий маршал Ф.И. Толбухин, артисты театра Незлобина, приезжавшего в Старую Руссу много сезонов подряд.

Бревенчатый дом на тихой набережной реки Перерытицы (а в трехстах метрах от него по той же набережной дом, где Достоевский писал «Братьев Карамазовых»), за открытой верандой огромный сад, повсюду по переулкам заросшего яблонями и сливами уездного города кирпичные кладки древнейших в России церквей, неторопливый, чуть насмешливый, никогда не повышающий голоса отец, с отцом здоровается весь город, субботним вечером гости на веранде, и книги, книги, книги – вот атмосфера детских лет Владислава. Через тридцать лет, узнав в блокадном Ленинграде, что родительский дом сгорел от артиллерийского обстрела, музейный работник В.М. Глинка по памяти составляет список сгоревших в Старой Руссе книг. Кроме энциклопедий, многотомных классиков и четырехсот томов медицинских сочинений в этой домашней библиотеке были, оказывается, сочинения Спенсера, Ренана, Бокля, Смита, Гумбольдта, Бюффона.

В 1919 году шестнадцатилетний Владислав Глинка уходит добровольцем в Красную армию. В таком шаге не было никакой идейной натяжки – оба деда были горячими сторонниками освобождения крестьян, гласного суда, уравнения всех сословий в правах и обязанностях, родители с раннего детства внушали своим сыновьям самые демократические идеалы, брат Владислава Сергей уже служил в Красной Армии. Было, впрочем, и еще одно немаловажное обстоятельство. «Большое значение в моем детстве и отрочестве, – писал В.М. Глинка уже на склоне своей жизни, – сыграла няня Елизавета Матвеевна – крестьянка приильменской деревни Буреги, умершая в 1970 году за 90 лет от роду и похороненная рядом с моим отцом и бабушкой в Старой Руссе. Ее вера в высшее начало добра и справедливости, вековое крестьянское поклонение любому труду, своеобразные афоризмы и поговорки, сама деревенская очень выразительная речь вошли в меня вместе с ее заботами о здоровье, сне, физической и нравственной чистоте и прилежании в ученье. Впрочем, речь и идеология красноармейцев, в среду которых я вступил в 1919 году, были также очень мало тронуты городским налетом. Все эти, за малым исключением, недавние крестьяне думали и говорили очень близко к моей няне, хотя многие из них прошли войну с немцами и в различной форме участвовали в революции…»

Однако война, которая идет, – это война гражданская, и как для Сергея с Владиславом естественно было вступить в Красную армию, так для старшего их брата Михаила столь же естественно было оказаться по другую сторону… Открытки от сыновей приходят в родительский дом с противоположных фронтов. Михаил (он на пять лет старше Владислава), недавний студент-медик, служит на санитарном поезде в тылу Белой армии, Владислав попадает с красными на Южный фронт, где идет борьба с Деникиным. Правда, ни одному, ни другому брату оружие применить не приходится. В начале ноября 1920 года, за несколько дней до знаменитого штурма Перекопа, врачебный персонал санитарного поезда, стоящего в ближнем врангелевском тылу, перебит ворвавшимися ночью неопознанными вооруженными людьми. Михаил убит ударом штыка в живот.