Разреши мне любить - Ольга Сергеевна Рузанова

начали говорить. Стены, за которой, я думала, Лешка прячет свои чувства просто не оказалось. Ее нет, потому что прятать за ней нечего. Там пусто, я сама их выжгла.

Коснувшись губ кончиками пальцев, на миг представляю, что это уголок его рта. Целую их, смаргивая слезы.

Тело, зараженное тактильным контактом с ним, горит.

Ты такая дура, Варька! Нельзя его было трогать! Нельзя!..

Глава 38

Алексей

– Эмм… молодой человек, здравствуйте!

Не сразу доходит, что обращаются ко мне. Проходящий фоном далекий чужой голос цепляет тупым крюком. Хочется отмахнуться, но моей руки касаются.

– Молодой человек, – заглядывает в глаза старуха, – Вы из семьдесят седьмой?

– Да.

– Вы сдавали на камеры? Мы устанавливаем камеры на каждом этаже.

– Бл… сдавал.

– Точно?

Дернувшись в сторону, толкаю от себя дверь и вываливаюсь на улицу. Действую на автопилоте – быстро шагаю к машине, на ходу снимая ее с сигнализации, и падаю за руль.

Вести в таком состоянии чревато неприятностями на дороге, но бездействовать, когда кислота выжигает внутренности, подобно смерти. Поэтому, ткнув на кнопку старта, тут же срываюсь с места. Вклиниваюсь в общий поток и пытаюсь взять себя в руки. В мозгу пульсируют ее слова.

«Я жалею, ясно!.. Я ни одного дня не была с ним счастлива!..»

Нахрена мне знать это?! Для чего?! К чему сейчас ее сожаления? Что мне с ними делать?

Воткнувшись в пробку, я нахожу бутылку с водой в бардачке и смачиваю горло. Надо ехать загород. На старую дорогу за третью мостовую. Выжать из тачки все, на что она способна и заодно проветрить мозги.

Варька хорошенько потопталась по моему самообладанию. Филигранными движениями канцелярского ножа умело прошлась по старым рубцам. Вскрыла все до единого и щедро присыпала солью. Молодец, только она так умеет.

«Я жалею, ясно!.. Я ни одного дня не была с ним счастлива!..»

Серьезно?! А почему так вышло, Варь? Это же был твой выбор! Твой! Откуда это разочарование?!

Сука!

В сердцах бью по рулю снова и снова. На пепелище, что она оставила, уходя три года назад, снова тлеют угли. Каждый вдох обжигает легкие.

Это Саня слил мне инфу о детях. Если бы не он, возможно, я до сих пор жил бы в неведении. Об этом нельзя забывать, как и о том, что на самом деле я ничего не знаю ни о ее планах, ни о настоящих чувствах. Поэтому, как бы не хотелось броситься в омут с головой, нужно сохранять холодный разум – сжечь мосты, как это было тогда, уже не получится.

Вылезаю из трясины мыслей о ней, когда понимаю, что на автомате приехал домой, а не за третью мостовую. Этот факт только подливает масла в огонь – думать о ней это всегда про инстинкты.

В груди вспыхивает пламя. Бросив машину под окнами, иду вдоль девятиэтажки и, оказавшись на заднем дворе, перехожу на бег трусцой. Беру курс на старый стадион, разгоняюсь до максимума по бетонной дорожке и сходу взлетаю на турник. Поднимаю тело рывками, пока не срывается дыхание и мышцы не сводит судорогой.

Дышу, харкаясь густой слюной в прошлогоднюю пожухлую листву.

Немного отпускает. Забитый не самыми приятными эмоциями грудак еще болит, но ярость, растворяясь в крови, постепенно успокаивает пульс.

Ей не следовало говорить о своих чувствах. Все, что угодно, только не о них, потому что я все еще помню времена, когда она рассказывала о тех же самых чувствах к своему Станису и делала это так убедительно, что я до сих пор в них верю.

Домой заваливаюсь ближе к полуночи. Захожу в прихожую и сразу понимаю, что у меня гости.

По запаху готовой еды, сладковатых духов и повисшей между мной и Алей недосказанности.

Погашенное физической нагрузкой раздражение заходит на новый виток.

Скинув кроссовки и худи, заглядываю на кухню и сразу иду в комнату. Она спит на диване, свернувшись в клубок, в топе и коротких шортах, не скрывающих и трети ее задницы.

Опустившись на корточки, я осторожно касаюсь ее плеча.

– Аля.

Она бормочет что-то нечленораздельное и подкладывает руку под щеку.

– Аля, – повторяю громче, – Проснись.

– М?.. – ее глаза открываются, делают круг по потолку, а потом фокусируются на моем лице, – Леша?..

– Ты что здесь делаешь?

– Я?.. – сонно хлопая ресницами, она поднимается на локтях и снова озирается, – Я что, уснула?

– Вставай, я отвезу тебя домой.

– А сколько времени?

– Поздно уже.

Поморщившись, Аля растирает лицо руками и опускает ноги на пол. Упавшая на плечо лямка топа оголяет одну грудь, но меня это не вставляет. Застрявший в моих ноздрях запах Варькиных волос не дает.

– Я ужин приготовила. Рис с овощами и рыбу. Будешь?

Убедившись, что она проснулась окончательно, поднимаюсь на ноги и сую руки в карманы джинсов.

– Я разве не говорил тебе оставить ключи еще в прошлый раз?

– Я забыла, Леш… – вздыхает тихо, – Ты не отвечаешь на звонки и сообщения. Я очень волновалась.

– Не нужно обо мне волноваться, – припечатываю строго, – и вламываться ко мне без разрешения тоже не нужно.

Поджав губы, она обиженно замолкает, а я выхожу в прихожую и снова принимаюсь одеваться.

Блядь, этот день закончится или нет?!

– Леш… Ночь на дворе. Можно я останусь? Рано утром сама на такси уеду.

– Одевайся и выходи, – бросаю, открывая дверь.

Присутствие Али сейчас вообще не в тему. Оно вообще не в тему с тех пор, как вернулась Гаврикова. Я не могу переключаться и давать ей хотя бы минимум своего внимания. Ее выбило с орбиты и в этот раз, кажется, навсегда.

Жду ее, подперев капот задом. Дверь подъезда открывается так медленно, словно открывающему требуются на это все его усилия. Остановившись под козырьком, она отыскивает меня взглядом и, еле переставляя ноги, плетется к машине. Молча пройдя мимо меня, садится на переднее пассажирское.

– Время первый час ночи, – проговаривает, когда я выруливаю на дорогу, – Ты у Вари был?

– Ключи давай, – протягиваю руку.

Резко выдохнув, она лезет в карман, достает оттуда связку и кладет ее в мою ладонь.

– Может, завтра встретимся?

– Я сам тебя наберу.

– А если не наберешь? – спрашивает тихо.

– Наберу в любом случае. Дай мне несколько дней.

Если она и понимает, для чего я собираюсь встретиться с ней и зачем мне эта отсрочка, то не подает вида. Наводит суету, копаясь в своем рюкзаке, ненадолго залипает в телефоне.

– Леш, ужин съешь. Для тебя старалась, – улыбается с грустью, когда я торможу во дворе ее дома, – Никто никогда