Том 3. Переводы и комментарии - Анри Гиршевич Волохонский

и его алмазоскулая внука Адамантия Любоковская, все они кровожадные ирландцы, амок и амак, все полностью, без этих своих истощенных пенчабских и догрильских и томильских и гугеротских как их там, после изрядно свежего портера и добрых доз водки, да не забыть бы о браге и про пиво из Персии О’Райли, обмокнутое в его пани аннагола (она подсушивала в Кеннедиевой печи кривые булочки, пекомые мне под выпивку) социализируя и коммуникантируя в обожествлении своих членов дабы надуть и уберечь от огня старенького бедненького василиуса с его артурио склей розовым, то был Додарик О’Гонок Дран, вышвырнутый в мировое отсутствие на круглом столе без потопных светил, и сие столь же верно как брайанов меч у Вернонов, и дюжина и одна и ещё одна сальная свечка вокруг, которые собрали его дочери ради отрезвления его сынов, высоко лёжа во всех измерениях, в притворном одеянии с людоморовой цепью, с ого каким ароматом, флюоресцирующим от его обмоток как вонь благовоний в итальянской лавке, эрика вереском возлегла над его благородным челом, спектр нынешнего, потешающийся над кандидайтами его дадида, изжаренный до изнеможения, оплаканный хилидрынами и шерамимами, нижними и важными, трутнями и доминаторами, древними и ещё более древними верными, с ним, благозавершенным и выставленным на продажу после объективной оценки, он — сальный и славный, самодырьжявный, леченный, меченный, озабоченный, набальзамированный в ожидании облевания его трясины поразительно высоко вознесённой, что выяснилось по завершении его жизни сверх допущенного и тем самым обращенной в ничто.

— Дуй удойно и всем кранты! И все его погибайлушки, пляшущие и трепыхающиеся в двадцать девятом воплощении:

Мыло Мулило! Омо Умыло! Танц леди Деди О! Труп труп труп! О Босс! О Бес! О Мёрзнер! О Морда! Мердь! Мор! Мерзость! Махмато! Мутьмаро! Смерч! Смерть! Смердь! Во Хулил! Увы Халал! Ту Туони! Ты Танатон! Малавинга! Малавунга! Сыр ох Сыр! Зри ах Зри! Хамвос! Хемвус! Умартир! Удамнор! Мамор!

Роквиум вечный да издает глас дольмечный!

Несчастная перпеппертупа да светится в его очках! (Псих!)

— Много веселья в Финноконское воскресенье. Кру умр, да с дров встаёт курароль!

— Боже, сохрани его для жизни сокровенной!

— Буг, Баг, Биг, Бэээг! Жиркость-Эдди-Псарь. Четверых поутру, двоих отобедав, а там ещё троих, но душеньки их ко всем чертям. Не так ли? Навоз. Нанос. На нос. Финн. Fin?

— Невозможная лажа невероятных лжецов! Ты хочешь быть там где ты тут, нежа неисчислимую ножку и, выражаясь окольно, толкать толковищу, а твои хинди и шинди, буйные базарные боровы толкуют только — словно ты малый, сорли бой, и этого-то ты повторяясь добиваешся?

— Я хочу быть тут где ныне ты мало ли, шурли гай звон по покойнику, пока сам живу в собственных обстоятельствах как пьяница во дремоте пронзительно проникая и искательно возникая. Хоть я и не могу выкинуть тот фунт сушеных олив, но способен вылить сверх его сук звука звучащих.

— Оливер! Не ты ли это? Был ли то стон или звон волынок или вой о войне? Внемли!

— Трись трись душа моя! Любовью во плен! С окровавлённым сердцем! С открытым сосудом! С обиженным чувством! С обойденной лапой! Уиски! Уиски! Уиски! Дай деревяшку…

— Гори в Рот и Огнь в Доннербрюхо! Блуждаем ли кругом холмов могильных и что это за застывшая Вавилония, расскажи-ка?

— Кто-то там, кто-то там, кто-то там, кто-то там подлип? Кто-то там, кто-то там, кто-то там?

— Бей бубен-барабан! Рупор к грунту! Дохлый гигант жив! Иглы играют в напёрстках. Каэльский клан! Оп! Кто это там?

— Довгол и Финсхарк, они кружат по кругу.

— Жэнь дзин. Бензин.

— Кромабу! Кромвел к виктории!

— Грызть, гнуть, гнать и гноить их всех до единого!

— Джиньзин.

— О вдовы и сироты, то ваши оплоты! Вечно верны! Роза, вперёд!

— Там крик косули! Белая лань. След плетётся, переплетаясь, псам роги трубят! Пусти, и пусть преследуем! Таитл! Таитл!

— Дай двинем бочку! Трахнем дочку! Папу дави!

— Внемли! Заоблачный отец! Наш!

— Бензин.

— Продан! Я продан! Моя неизвестная моя невеста! Моя первейшая! Моя сестрейпая! Моя прощайшая невеста неизвестная! Заморская, я продал.

— Пипеточка, родная! Нам! Нам! Мне! Мне!

— Форт! Форт! Байройт! Марш!

— Я! Верен я! Изольда. Пипеточка, песценная моя!

— Жизньвдзин!

— Невеста неизвестная, узнай почём я стою! О моя неизвестная! Моя цена, бесценная моя?

— Дзинь!

— Невеста нейзвестная, почём? Когда торгуешься, знай мою цену!

— Дзинь!

— Пипеточка! Пипетта, песценная моя!

— О! Мать слез моих! Верь для меня! Схорони сына своего!

— Дзинь!

— Вот мы уже и тут. Настройся на звуки иностранных стран! Привет!

— Женьдзин.

— Привет! Куку! Тить тить! Ты кто?

— Не весть!

— Привет привет! Баллимакарет! А я Изз? Мисс? Ведь так?

— Тить! Ты кт…?

НИЗВУКА

ФИННЕГАНОВЫ ПОМИНКИ

Ирландская народная песня

Тим Финнеган жил на самом углу

Справа налево немного вбок

В левой руке он имел кочергу

А в правой руке он держал скребок

Он был простой печник-штукатур

Любил он выпить не хуже всех

Любили его за ту простоту

А выпить так выпить ей-Богу не грех

   Пляши на поминках на трех половинках

   Тряси половицы, мети весь пол

   Махай скамейкой, прихлопни крышкой

   Под стулом прыгай, вали под стол!

Раз поутру Тим набрался до дна

Он тряс головой под вздохи и хрип

Он с печки упал в середине дня

А к вечеру шею сломал и погиб

В открытый гроб уложили его

На семейной кровати вдоль на бобах

Поллитра водки в ногах у него

Две кружки пива стоят в головах

   Пляши на поминках на трех половинках

   Тряси половицы, мети весь пол

   Махай скамейкой, прихлопни крышкой

   Под стулом прыгай, вали под стол!

Его помянуть собрались друзья

Вдова молодая на завтрак зовет:

Сперва чайку, ведь без чая нельзя

А там, глядишь, закурить несет

А там и выпить. Тут Нюра орать:

Красавчик мой, куда ты, куда?!

А Клавка ей: Довольно врать!

Не куда да куда, а туда да туда!

   Пляши на поминках на трех половинках

   Тряси половицы, мети весь пол

   Махай скамейкой, прихлопни крышкой

   Под стулом прыгай, вали под стол!

Тут Нюра другая давай вопить: