Машина смерти - Джин Мастейн

отправилась в долгожданный отпуск в Сан-Франциско. Перед этим к ней в офис наведался Энтони Теста и от имени Генри оставил для нее пару сотен долларов и записку с пожеланием хорошо отдохнуть. В Сан-Франциско она выбросила свой эффектный костюм-приманку на помойку.

Облегчение, однако, оказалось быстротечным. Ее подружка, которой нанесли визит следователи, позвонила и рассказала, что ее хотят допросить. Когда она наконец осознала, что Генри гораздо более опасен, чем ей могло показаться, и что Андрей мертв, Джуди поспешила домой. В полиции она призналась в своей роли в произошедшем, а после этого вывела детективов на адреса Генри и Джоуи Тесты, которые были незамедлительно арестованы. Они назвались безработными плотниками и были заключены в тюрьму без права выхода под залог.

Однако рассказ Джуди не мог служить достаточным основанием для того, чтобы арестовать Криса или Энтони. Опасаясь за свою жизнь, Виктор Кац ничего не сказал об угрозах Криса в адрес его брата. Проверяя сведения о Генри и Джоуи, полиция вышла на Роя, но не смогла связать его с убийством. Рой договорился со своим адвокатом Фредериком Абрамсом, что тот поможет Генри и Джоуи. У Абрамса было более чем достаточно связей в высших структурах. Его отец был судьей, и оба они активно участвовали в работе местного демократического клуба, выходцем из которого был тогдашний мэр Эйб Бим.

Чтобы не стать объектом полицейского наблюдения, Энтони Гаджи перестал бывать в «Джемини Лаундж». Доминик продолжал появляться там и забирать у Роя наличные для него. Однажды вечером в ходе обмена восторженными мнениями о «корвете» Криса последний рассказал Доминику об убийстве. Крис не видел ничего предосудительного в том, чтобы открыться Доминику, поскольку знал, что тот пытался убить Винсента Говернару.

«Двое моих парней сейчас сидят в тюрьме, потому что мы замочили того парня, который в меня стрелял, – Крис усмехнулся. – Вот мы с ним и разделались. В буквальном смысле».

В хвастовстве Криса было что-то пугающее, но Доминик не терял самообладания. Приняв логику Нино за основу своих жизненных убеждений, он полагал, что если месть Нино была естественной, то столь же естественной была и месть любого преступника другим преступникам. Таким образом они устанавливали свой закон и порядок. Только было ли это расчленение единственным? Он так не считал, но с Крисом свою позицию не обсуждал, а лишь спросил:

– Кого покромсали?

– Да одного моего старого партнера по дури. Он хотел на нас донести. Надо было от него избавиться.

– Потому что он нарушил правила, так?

– Точно. А после того как в меня стреляли, мы решили, что не будем больше влезать ни в какие разборки. И просто убивать его мы тоже не будем. Мы сделаем круче – так, что он исчезнет.

– Хорошо, что я с вами дружу, – отшутился Доминик, сел в «корвет» Криса и поехал покататься.

После того как в 1975 году замысел убийства Андрея Каца выплыл на свет, у Пола Кастеллано – который, как и Нино, узнал о случившемся постфактум – тоже начались проблемы с законом.

Несмотря на то что федеральным властям было неизвестно, какая конкретно власть в «семье» Гамбино была сосредоточена в руках Пола, они уже знали, что он являлся самым крупным ростовщиком. В марте были предъвлены сфабрикованные обвинения некоему биржевому аферисту, женатому на одной из племянниц Пола, они убедили его надеть прослушивающее устройство и записать разговор с Полом о его ростовщическом бизнесе. В июле Кастеллано был привлечен к уголовной ответственности в связи с обвинением в ростовщических ста пятидесяти процентах прибыли при выделении кредитов на сумму сто пятьдесят тысяч долларов за последние шесть лет.

Афериста звали Артур Берарделли. Через некоторое время Пол задумал убить его. Он сообщил Нино, что работа поручается ему, но вначале велел испробовать запугивание. И вот как-то раз Нино в сопровождении Доминика зашел в тот же ресторан, куда направился Берарделли, и поздоровался с ним. Лицо Берарделли мгновенно стало серым от страха.

Спустя несколько дней Нино сообщил Доминику, что «Пол отзывает поручение. Он полагает, что малыш Арти прислушается к голосу рассудка».

Доминик начал понимать, что сила таких людей, как Нино, дядя Карло и Пол, заключалась не только в том, как их воспринимали окружающие, но и в том, как они на самом деле использовали свою власть. Несмотря на то что в случае вынесения приговора Полу грозил тюремный срок, он был уверен в том, что все идет по плану и дело скоро развалится.

Нино стал брать Доминика с собой на еженедельные обеды по средам с Карло, Полом и меняющимся от раза к разу составом других членов «семьи». Это была просто неслыханная честь для Доминика, сулившая ему известную выгоду от участия в личных связях Карло и Пола, а также Пола и Нино. Роя никогда не приглашали на такие встречи, хотя на них присутствовала масса всякого народу. Карло даже не знал, кто такой этот Рой; Пол немного знал его, но не был впечатлен, потому что в те считанные разы, когда они встречались, Рой казался ему подлизой. Еще один недостаток Роя, с точки зрения Пола, заключался в том, что его предки приехали из Неаполя, а не из Сицилии. Пусть Неаполь и был криминальной столицей южной Италии, но сицилийцы прибывали в Америку с уже сформировавшимися шовинистическими взглядами – они считали неаполитанцев неискренними, грубыми и ненадежными.

Слушая рассказы Карло, Доминик стал яснее понимать, почему Пол был столь уверен в исходе дела о ростовщичестве. Семидесятитрехлетний Карло одерживал верх над правоохранителями так часто, что любое новое дело против него или его людей было не более чем очередная назойливая муха, которую нужно прихлопнуть. Случайная потеря кое-каких денег была просто процентами, которые «семье» приходилось время от времени платить обществу. Когда властям не удалось осудить Карло, они попытались депортировать его как нежелательного иностранца, как это было сделано с Лаки Лучано, наставником Фрэнка Скализе. До сих пор Карло успешно не подчинялся этому решению на тех основаниях, что не может предпринимать длительных путешествий из-за недавно перенесенного сердечного приступа. Власти считали тяжесть его состояния несколько преувеличенной, но в 1975 году Карло и впрямь выглядел болезненным стариком.

Его загородный дом был расположен рядом с домом Роя, но бо́льшую часть времени Карло жил в квартире в Бенсонхёрсте. Ходя за продуктами в близлежащие магазины, он стремился выглядеть всего лишь скромным сицилийцем, чья участь – защищать и обеспечивать свой народ. От своих людей он требовал безграничной верности, как и подобает человеку его взглядов.

Взгляды его были тесно