Имперский Курьер. Том 6 - Вова Бо

Эфирное поле. В таком месте я был всего один раз, когда Хаха впервые выдернул мою душу из круговорота. Только его пространство напоминало белесый туман, а здесь скорее тьма. Не как что-то овеществленное, а как полное отсутствие света.

Послышались хлюпающие шаги, словно кто-то ступал по мокрому полу босыми ногами. В бесконечной темноте я отчетливо видел, как к нам идет мальчик лет десяти с палкой в руках. Затем образ сменился на дряхлого старика с тростью, на женщину в белом платье с букетом блеклых цветов, на подростка, на юношу, на старуху…

Одежда тоже менялась, от обносок, до деловых костюмов, от современных джинс, до старославянских нарядов. В итоге существо определилось с образом и ко мне подошел паренек лет пятнадцати, одетый старомодный серый костюм, но при этом опирающийся на трость с резным набалдашником.

— Можешь не тратить силы, — вздохнул я. — Принимай свой истинный облик.

Парень исчез и вместо него передо мной оказался скелет, обтянутый пергаментной кожей. Пустые глазницы, провал на месте носа, вместо одежды сгнившие лохмотья, только трость осталась та же.

— Я же сказал — истинный.

Мумия исчезла и передо мной появился человек в черном балахоне с надвинутым капюшоном. Но вглядываться смысла нет, потому что балахон — дань уважения. Форма. На самом деле в нем никого нет. Там вообще ничего нет.

Трость превратилась в деревянный посох, чуть кривоватый и изогнутый, будто бы пришедший просто подобрал первую попавшуюся ветку, что отвалилась сама. С верхушки на нитке свисал бумажный фонарик, который сначала сменился электрической лампочкой, затем масляным фонарем, а в итоге стал просто болтающейся сферой магического света.

— Чем обязан визиту Жнеца? — уточнил я, хотя уже и сам все понял.

— Мы раньше не встречались? — прошелестел голос из-под капюшона. — Твоя душа кажется мне знакомой.

— Встречались. С другим твоим осколком, Танатос.

Эгрегор Смерти. Очень неоднозначная личность. Как и у любого эгрегора, у него есть свои прямые последователи. У Амбера Курьеры, у Хахи Трикстеры, у Кайоса Озаренные, а у Танатоса Жнецы.

Есть распространенная теория, что Жнецом эгрегора Смерти может стать лишь тот, кто уже умер. Поэтому они часто являются в образе умерших родственников или вообще скелетов. Но на самом деле смерть — это не что-то длящееся. Это момент, после которого ничего нет.

Поэтому истинная форма Жнеца — ничего. Пустота. Темнота. А балахон так, для образа, чтоб собеседник не свихнулся.

Ну и само собой, наделять кого-то любой формой существования после смерти — противоречит самой сути эгрегора. И проблема тут не в том, что люди смертны. Последователи того же Стихиалия — Элементали, все сплошь духи. Проблема в том, что единственным существом, способным выполнять функции Жнеца, не нарушая при этом концепцию смерти, это сам эгрегор Смерти.

Так что все Жнецы во всех мирах — это осколки самого эгрегора. Не знаю, единое ли у них сознание, но говорят, что каждый Жнец по своему отличается от остальных. Но какая-то общая связь у них есть.

Как все Курьеры связаны Потоком, так и Жнецы — круговоротом душ. Так что ничего удивительного в том, что я кажусь этому Жнецу знакомым.

— Тебя не должно быть среди живых, — произнес он наконец.

— С этим вопросом можешь идти сразу к Королю в Маске. К нему все претензии.

— И правда. Узнаю почерк Хахи. Соболезную тебе.

— Спасибо.

— Но этот человек тоже не должен жить.

— А вот это уже не тебе решать. У тебя нет права вмешиваться в дела живых. Пока он не умер, у тебя нет над ним власти.

— Для такой молодой Нити ты крайне дерзок. Или ты уже не молод?

— Я настолько стар, что даже помню времена, когда нас перестали называть Нитями. Мы давно уже Курьеры.

Раньше нас действительно называли Нитями Амбера. Говорили, что мы нити, что сшивают раны на теле мироздания. Миры, в которых мы появлялись, обретали новую надежду на существование. Имя сменилось, но поговорка осталась.

— Не люблю эти новомодные слова, — произнес Жнец. — Это вам они нужны, вы общаетесь с живыми, а потому приходится следовать веяниям моды. Но как по мне — Нить более полно отражает вашу суть. Но сейчас ты спасаешь человека, который не должен быть спасен. Ты вредишь миру.

— И за это я буду отвечать перед Амбером. Не перед тобой.

Я выпрямился во весь рост, все шесть глаз вспыхнули энергией Потока, в руке появился духовный трезубец. Сильнейшее мое духовное оружие, способное ранить даже эгрегора. Безымянная не даст соврать.

В этом месте без времени и пространства правила не действовали, так что я мог позволить себе работать на всю катушку. Разумеется, убить Жнеца смерти — такое даже Хаха вряд ли сможет провернуть. Но и отступать перед невозможным не в моих правилах.

— Не зачем угрожать, — огонек на посохе покачнулся из стороны в сторону. — Я знаю правила. И сейчас не я их нарушаю. Есть установленный ход вещей, всему приходит конец. Людям, мирам, эгрегорам… Всему.

— Тебе-то откуда знать, каков ход вещей? Ты же заперт в скорлупе этого мира, как и я. Откуда тебе знать, как все должно быть?

— Мне не нужно видеть будущее, достаточно знать прошлое и отмерить нужные срок. Его срок, — Жнец указал посохом на императора, — подходит к концу.

— Предопределение, — фыркнул я. — Давай не разводить демагогию о судьбе и предначертанном. Если бы все было предопределено, Курьеры бы сидели без работы.

— Ваши возможности ограничены. Вы действуете в заданных пределах, как бы вы не хотели думать иначе. Но сейчас ты выходишь за рамки дозволенного. Или может быть я не прав, и у тебя есть заказ на спасение этого человека?

Туше. Заказа нет. Зато есть призрачное копье над затылком, которое убьет меня, если император помрет. А это автоматически проваливает заказ от Хахи. Так себе оправдание, конечно, но лучше у меня нет.

— Заказ есть, но косвенный, — ответил я.

— Как знаешь, — фигура в балахоне медленно развернулась и пошагала в темноту.

— Что? И это все? Ты даже не попытаешься остановить меня?

— Ты сам сказал, у меня нет права вмешиваться в дела живых. Но мы с тобой еще обсудим эту ситуацию. Когда ты перестанешь быть живым.