Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

В этих условиях правый фланг 8-й армии на самом деле оголялся со стороны Ковеля, куда подвозились германские дивизии. Сам же Брусилов уже после войны так охарактеризовал свои намерения в данный период: «Выбор 8-й армии в качестве ударной был обусловлен тем, что я еще в Ставке слышал от Алексеева, что главный удар будет наноситься на Западном фронте в Виленском направлении. Поэтому от Юго-Западного фронта ожидалось продвижение на Ковель и далее по направлению на Брест, дабы этим заставить немцев отойти перед Западным фронтом. Ковель – Брест – вот руководящая идея для Юго-Западного фронта. Эта идея была твердо высказана Алексеевым, и я был с нею вполне согласен. После этого я считал себя обязанным выполнить то задание, которое мне было поручено Ставкой. В связи с этим направление на Львов… было для меня неприемлемо, тем более, что и резервы группировались в ковельском направлении»[144].

Характерно, что первоначально по получении директивы от 27 мая штаб Юго-Западного фронта уже начал перегруппировку 8-й армии на ее левый фланг, в направлении на Демидовку (взята 29-го числа). Эта перегруппировка, помимо прочего, позволяла выйти во фланг тем австро-венгерским войскам, что сумели удержаться перед русской 11-й армией. Но затем Брусилов получил сообщение, что 3-я армия Западного фронта все-таки будет производить вспомогательный удар на Ковель совместно с группой Гилленшмидта (производство этого удара отнесено на 4 июня). Поэтому 29 мая начальник штаба Юго-Западного фронта В. Н. Клембовский сообщил в 8-ю и 11-ю армии, что «дальнейшее общее направление нашего наступления будет на Рава-Русскую». Для развития прорыва в 8-ю армию передавался 5-й Сибирский корпус, а 23-й армейский корпус сосредоточивался за 11-й армией.

30 мая наступление 8-й армии было остановлено штабом фронта для производства предполагаемой перегруппировки. Чтобы усилить давление по фронту (23-й армейский корпус пока еще запаздывал с прибытием), командарм-8 должен был передать в 11-ю армию 32-й армейский корпус И. И. Федотова. Также 11-я армия получала вновь образуемый 45-й армейский корпус (126-я пехотная и 2-я Финляндская стрелковая дивизии) П. А. фон Лайминга. В свою очередь, из 11-й армии 6-й (А. Е. Гутор) и 18-й (Н. Ф. фон Крузенштерн) армейские корпуса должны были быть переданы в 7-ю армию Д. Г. Щербачева. Правда, 6-й армейский корпус так и остался в составе 11-й армии, в связи с изменившейся обстановкой.

Директива штаба фронта от 31 мая предписывала производство удара по фронту Ковель – Владимир-Волынский – Сокаль. Это – удар по фронту в 80 верст. Казалось бы, что главкоюз, указывая столь широкий фронт атаки, получил возможность развить успех в любом направлении, где он обозначится. Но от развития успеха отказались заранее: только что подошедший (30 мая) из резерва Ставки 5-й Сибирский корпус Н. М. Воронова, вместо сосредоточения на Рава-Русском направлении, был выдвинут между 30-м и 39-м армейскими корпусами, наступавшими на Ковель. Таким образом, ковельский укрепленный район вновь становился приоритетной целью. Кроме того, удар 3-й армии (только 4 июня) получился вялым и безынициативным, вследствие чего конница Гилленшмидта опять-таки и не смогла прорваться к Ковелю с севера.

В итоге 2 июня 8-я армия была вновь остановлена (прочие армии должны были продолжать наступление) и приняла контрудар германцев со стороны Ковеля 3-го числа в оборонительных порядках. Более того – штаб фронта разрешил 8-й армии возобновить наступление только в направлении на Ковель, прекратив движение на владимир-волынском и сокальском направлении, как только контрудар противника будет отбит. С. Г. Нелипович говорит: «Это решение имело в дальнейшем роковое влияние на исход наступления, поскольку именно отсюда противник снял войска для укрепления обороны Ковеля (три дивизии)»[145].

В историографии можно встретить мнение, что действия генерала Брусилова по дальнейшему навязчивому движению на Ковель сквозь болотистую долину реки Стоход оправдываются как раз этой самой директивой Ставки. Но ведь Ковель и Рава-Русская географически находятся под одним углом по отношению к Луцку, только Ковель – к северо-западу, а Рава-Русская – к юго-западу. То есть наштаверх недвусмысленно распорядился перенести основные усилия 8-й армии на львовское направление (Львов лежит всего в 50 км южнее Равы-Русской), где Каледина могла поддержать 11-я армия В. В. Сахарова, шедшая как раз на Львов. И, разумеется, дело не в самом Львове как таковом, а в том, что русские армии в таком случае вырывались на оперативный простор, где получали неоспоримое преимущество над австрийцами.

Таким образом, М. В. Алексеев лишний раз подтвердил свое значение как умного (но, к сожалению, не волевого, как подтвердят дальнейшие события) стратега. Сознавая, что войска Юго-Западного и Западного фронтов должны наступать совместно, наштаверх, тем не менее, пытался (хотя и недостаточно настойчиво) повернуть 8-ю армию туда, где это было наиболее выгодно как раз для самого Юго-Западного фронта. Лобовой удар на Ковель, где география местности чрезвычайно споспешествовала обороне, предельно затрудняя наступление, с большой долей вероятности мог задержать дальнейший порыв наступающей стороны, как то и произошло. В то же время стратегия властно требовала броска на львовском направлении, разваливавшем австрийский фронт и позволявшем русским ввести в брешь свою многочисленную кавалерию.

Выходит, что перед руководством Ставки встало противоречие: наступление 8-й армии на северо-запад, к Ковелю, вызывалось необходимостью взаимодействия с армиями Западного фронта. Это – та самая стратегическая операция группы фронтов. Наступление же на юго-запад, на Рава-Русскую, вызывалось требованиями стратегической целесообразности. Но здесь – только лишь для одного, отдельно взятого Юго-Западного фронта (по крайней мере, на первом этапе наступления).

Директива от 27 мая приказывала главкоюзу продолжать громить врага на правом фланге фронта, но при этом перенести главные усилия войск (то есть, той же 8-й армии) на юго-запад. К сожалению, А. А. Брусилов, будучи самонадеян в своих силах, недооценил противника и воспринял данную директиву как указание на продолжение активизации действий на ковельском направлении – также правом фланге фронта. Продвинувшись вплоть до Киселина, генерал Брусилов вновь повернул 8-ю армию на север, к Ковелю.

Такое решение главкоюза, вне сомнения, отвечало логике военного искусства – взаимодействию двух фронтов для достижения единой цели. Брусилов, как и на совещании 1 апреля в Ставке, продолжал гнуть линию стратегического наступления, возможного лишь при условии объединения усилий группы фронтов, а не удара армий отдельно взятого фронта. Тем более, что 27 мая еще никак нельзя было предугадать, что Эверт сорвет оперативно-стратегическое планирование на кампанию 1916 г., с которым он сам же и соглашался 1 апреля на совещании в Ставке. Корень вопроса и впрямь скорее был в Эверте, а не в Брусилове.

Также необходимо отметить, что ковельское направление являлось наиболее выгодным для реализации идеи вытеснения немцев из Польши.