Московский Монмартр. Жизнь вокруг городка художников на Верхней Масловке. Творческие будни создателей пролетарского искусства - Татьяна Васильевна Хвостенко

За год в мастерских их изготавливали около десяти тысяч и вывозили в южные районы России и на Украину. Иконописный промысел оказался очень доходным. С ростом производства развивалась и школа художников-иконописцев; далеко за пределами Борисовки стали известны имена выходцев из этой школы[8].

Прадед моего отца, Архип Хвостов, крепостной графа Бориса Шереметева, был послан учиться в Академию художеств в Петербург. Он окончил Академию по портретной части с малой серебряной медалью и получил вольную. От него и пошла династия художников Хвостенко. (Когда Борисовка была присоединена к Украине, к фамилиям ее жителей приплюсовали «ко». Так Хвостовы превратились в Хвостенко.)

Архип был современником Тараса Шевченко, который, по легенде, приходился нам родственником по бабушке Пелагее. В семье у бабушки Хвостихи долго хранились рисунки и наброски Шевченко, которые ей передал Архип. К сожалению, их дальнейшая судьба неизвестна. А после смерти двоюродного брата моего деда, Михаила, местные краеведы нашли у него в сундуке диплом Шевченко.

Дед отца, Степан Архипович, был художником-иконописцем. Он пользовался любовью и уважением односельчан и неоднократно избирался старостой. И мой дед, Вениамин Степанович, будучи художником-самоучкой, тоже занимался иконописью. Он-то и расписывал центральный плафон и писал иконостас Успенской церкви, стоявшей в центре слободы на базарной площади. Много лет спустя «дедушкина» церковь спасла многих жителей села от гибели. Во время Великой Отечественной войны над Борисовкой завязался воздушный бой. Летчик – местный уроженец – сбил немецкий самолет, но и сам загорелся и пошел на таран. Фашист рухнул на церковь, наш летчик упал рядом. Внутри церкви раздался оглушительный взрыв, но односельчане не пострадали. Летчик из Борисовки, таранивший фашиста, получил посмертно звание Героя Советского Союза. От места падения его самолета идет аллея Героев – всего их, родившихся в Борисовке, восемь.

Семья моего деда жила на Свинячьей улице. Вениамин Степанович имел немного земли, которую делил с братом Иваном, тоже художником. Любовь к живописи была так велика, что после революции, когда образование могли получить все, Иван Степанович в возрасте 54 лет поступил во ВХУТЕМАС, окончил его в 1929 году по мастерской Владимира Андреевича Фаворского и получил диплом учителя рисования. Он даже увлекался супрематизмом и выставлял тарелки с наклеенной на них крупой.

Необычно сложилась судьба двоюродного брата моего деда, Михаила. Некий богатый человек, заметив выдающиеся способности юноши, послал его за свой счет учиться в Москву, в частную школу на Остоженке. Михаил был одним из художников, расписывавших Донской монастырь, потом попал ко двору, его отличил великий князь Константин Романов, поэт и драматург, печатавшийся под инициалами «К. Р.». Вместе с великим князем Михаил посетил Палестину, затем проиллюстрировал драму Константина Романова «Царь Иудейский», сделал эскизы декораций и костюмов к театральной постановке этой драмы. Спектакль шел на сцене театра Эрмитажа в Петербурге.

Последние годы жизни Михаил провел все в той же Борисовке, где и умер в возрасте 117 лет. После Октябрьской революции он организовал художественную школу для одаренных детей, которая существует и сейчас. Его великолепные рисунки и живопись, украшающие стены школы, и по сей день напоминают о том, как безгранично любил он детей, которым и отдал свой талант.

Мой дедушка, Вениамин Степанович, был не только талант-ливым живописцем, но и хорошим музыкантом. Вместе с соседом, певчим по фамилии Шептун, они составляли превосходный дуэт: Шептун пел, а Вениамин Степанович аккомпанировал ему на скрипке. Он научил играть на скрипке и старшего своего сына, Александра.

Жена Вениамина Степановича, моя бабушка Пелагея Ивановна Шевченко, по прозвищу Литовка, происходила из крестьянской семьи, жившей в Борисовке на одной из самых бедных улиц – Кривецкой. Высокая, стройная, она напоминала женские персонажи из романов Мельникова-Печерского. В юности она была необыкновенно хороша. В семье сохранилось предание: из Харькова в Борисовку специально приехал известный артист Саксаганский, чтобы заказать Вениамину Степановичу занавес для сцены Харьковского театра. Пораженный красотой Пелагеи Ивановны, он попросил изобразить ее на занавесе с бандурой в руках, что и было с большим мастерством исполнено. Пелагея Ивановна, властная женщина, была очень набожна. Дедушка вспоминал, как он с женой и детьми ездил в Белгород за заказами на иконы, а на обратном пути мать водила детей в собор – приложиться к мощам св. Николая, дабы дети не болели; в семье соблюдались все церковные праздники и обряды.

У Вениамина Степановича и Пелагеи Ивановны было четыре сына. Трое – Александр, Василий и Михаил – стали известными художниками. А Владимир стал блестящим музыковедом, автором многочисленных учебников и пособий по теории музыки.

Старшие сыновья родились в Борисовке, на Свинячьей улице: Александр в 1895 году, Василий – 15 августа 1896 года. Жить становилось трудно, и вскоре после рождения Васи дедушка ушел на заработки в Курск. Он нанялся к подрядчику в иконописную мастерскую, но мастерская сгорела, и Вениамин Степанович остался без работы и без денег. Пришлось пешком идти в Москву.

В Москве он поселился в Бабьем городке на берегу Москвы-реки, около моста, где теперь находится Парк культуры и отдыха им. М. Горького. Неподалеку находилась школа, там он нашел работу преподавателя рисования.

Вскоре он выписал жену, которая тоже пришла в Москву с двумя малыми детьми пешком. Александр ходил еще с соской, а Васю она несла всю дорогу на руках. В Москве родился брат Володя. Потом семья переехала в Калугу, где Вениамин Степанович также работал учителем рисования. Там родились младшие дети, Миша и Таня. Дети подрастали, надо было думать об их образовании. Вернувшись в Москву, Хвостенко жили на Нижегородской улице (дом 36, квартира 4); Александр, Вася, Володя, Миша и Таня – все учились в городской школе им. Н. В. Гоголя на Александровской улице, возле Калитников. Семья была очень дружной. Все помогали отцу в рисовании икон. Володя тер краску, Саша чеканил, а Вася заливал чеканку эмалью – эту тонкую работу отец доверял только ему.

Вениамин Степанович очень любил Аполлинария Васнецова и собирал репродукции его произведений, которые часто копировал. «Надо у мастера позаимствовать», – говорил он. Лица, руки, ноги апостолов он рисовал всегда с натуры; моделями служили жена, дети, соседи и их ребятишки. Дедушка с бабушкой часто спорили, даже ссорились, так как иконы сушились на кухне и в уборной, что Пелагея Ивановна считала большим грехом.

Рядом, на Нижегородской улице, жил друг деда железнодорожник Калинкин – большой любитель живописи. Он часто заходил к Вениамину Степановичу, они брали детей и все вместе отправлялись на этюды. Обычно ходили пешком в Кузьминки или Кусково, писали пруд и Шереметевский парк, делали наброски с колоннады и усадьбы Шереметевых. Часто, поправляя детские этюды, Вениамин Степанович говорил по-учительски строго: «Сильно мазко, примени мастихин». Денег всегда не хватало, но дедушка покупал ребятам гипсовые слепки с античных голов, и они их регулярно рисовали. Развивая воображение, творческое мышление детей, он постоянно обращал внимание на особенности рисунка, колорита. Особенно восприимчивым оказался Вася: подвижный, быстрый ребенок, он увлекался рисованием