Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

купить здесь ничего нельзя, а ехать в Ровно около двенадцати часов. Стали просыпаться хозяева и наши спутники. Встала и Софья Ефремовна. Она была так оборвана, что могла только быть в пальто. Ходила плохо, ноги болели. Для нее достали свежее полотно и завернули ноги, надев снова мои туфли. Попили, поели, и я стал просить Айзика скорее уехать. Об оставшихся чемоданах я не заговаривал, но женщины, наши спутницы, стали требовать свои вещи. Айзик уверил, что вещи будут целы и их привезут.

В 12 утра сели в повозку и покатили по Польше без затруднений. В Ровно приехали ночью. С трудом упросили впустить нас в гостиницу. Боялись принимать беженцев из-за отсутствия виз-разрешений и без выдержки в карантине. Наутро пошел купить немного белья, потом пошел просить временное разрешение на проживание. Староста, местный начальник, строго отнесся ко мне, грозил арестовать, возвращением по этапу и прочее. Я ему заявлял, что сейчас дам телеграмму Ледницкому, сенатору Вельскому и председателю Совета присяжных поверенных Поплавскому, чтобы они защитили меня от насилия.

— А здесь вас знает кто-нибудь?

— Спросите любого присяжного поверенного.

Разрешение выдал. Хозяин гостиницы был очень удивлен получением мной так быстро разрешения, оказывал нам всяческое внимание, а по поводу наших вещей категорически заявил:

— Никто из России с вещами не возвратился, отнимают у всех какими-нибудь штуками. И вы не ждите, а купите что нужно и забудьте.

Пришел Айзик, одет по-городскому, отдохнул:

— Ну как у вас дело с разрешением?

Показал разрешение, сказав, что прислали мне в гостиницу, когда узнали, что я приехал. Произвел впечатление.

— Когда получу вещи, Айзик? Говорят, что мои вещи пропали, но я не верю, что вы со мной так поступите, и чтобы вам доказать, отдаю вам ваше письмо на получение долларов и плачу все, что вам следует. Но если немец злоупотребил, то ему будет плохо, ибо я так этого не оставлю.

Айзик ответил, чтобы я не беспокоился и что через пять дней вещи будут здесь:

— Даю вам мое честное слово.

И действительно, к истинному удивлению многих, узнавших об истории с вещами, Айзик привез мне полностью все, чем приобрел в Ровно большую популярность. Один из беженцев, узнав о высокой честности Айзика, был у меня, расспросил обо всем и дал поручение Айзику перевести дочь с двумя крошками из Киева, что Айзик быстро выполнил, получив хороший куш за это. В Ровно мы прожили три недели, Айзик захаживал, и я подшучивал над ним по поводу перехода, утверждая, что «валяли дурака», чтоб страшнее было. Между прочим, я ему сказал:

— Вы нам запретили разговаривать, а переводили даму с двумя крошками, а что, если бы дети заплакали в лесу во весь голос?

— Как же они могли плакать, ежели мы им дали выпить крепкий портвейн, так они спали всю ночь и утром до двенадцати, а когда мадам об этом узнала, то ломала себе руки и кричала: «Вы погубили моих детей, они не проснутся!» А они выспались, встали веселенькие и здоровенькие.

Софья Ефремовна пролежала шесть дней, пока залечились раны на ногах, и оправилась. Потоптались еще в Варшаве, подкормились, получили вдоволь денег от Ильи Давидовича и поехали в Англию, в Брайтон, где Высоцкие проводили лето. Прощай, родина! Не увижу тебя?..

Часть вторая

К моему 72-летию

Шесть заповедей долголетия:

• Думайте только о приятных вещах.

• Будьте всегда оптимистами.

• Никогда не сердитесь.

• Окружайте себя молодежью.

• Будьте умерены во всем.

• Смейтесь чаще и смешите других.

Стареть — это единственный способ долго жить. О смерти нужно не вспоминать, а спокойно, радостно жить с сознанием ее постоянного приближения.

St. Lunaire

16 сентября 1929 года[214]

Мне исполнилось 72 года. Самочувствие мое вполне хорошее. Интерес к жизни все такой же большой. Чувства не притуплены. Еще больше люблю природу и от времени до времени одиночество. Это осталось во мне, по-видимому, на всю жизнь. Здесь хорошо. Море разнообразно и красиво с обеих сторон поселка, точно два самостоятельных моря. Около степь, немного напоминающая наши. Много гуляю, еще больше лежу в степи или на берегу моря и стараюсь думать о приятных вещах. В текущей жизни их нет. Живу воспоминаниями и доволен. Буду продолжать записывать кой-какие воспоминания. Я уже высказал сожаление о том, что мои внуки не прочтут, не знают и не будут знать русский язык. Пишу, таким образом, для себя, чтобы время убить. А может быть, дети заинтересуются…

Далекое прошлое…

Я не писал речей, изучал дело и знал план речи, сама же речь зависела от хода дела. По проведенным мной многочисленным делам уголовным изложить произнесенные когда-то речи невозможно, ибо это было бы «сочинение».

Дело В. И. Ковалева

В числе моих постоянных клиентов был В. И. Ковалев. Фигура интересная. В юности был пастухом в большой экономии (хозяйство). Знал грамоту. Парнишка был смышленый, обратил на себя внимание старшего приказчика, заведовавшего отделом скотоводства, был взят в экономию и «вышел в люди». Бывал в Москве с гуртами скота, выслужился, собрал немного денег и сам стал торговать скотом. Бережливостью, честностью и удачей в делах составил небольшое состояние, ушел из крестьянства, поселился в Ростове, где продолжал вести торговлю скотом в компании с неким Варфоломеевым, богатым казаком. Когда Ковалев обратился ко мне, то был уже церковным старостой[215]. Давно приобретенное имение в городе значительно увеличилось в цене. Так что в своей среде Ковалев был богат и знатен.

Вошел в кабинет ко мне большого роста благообразный старик, с умными глазами, осмотрел меня, поискал глазами икону, чтобы осенить себя крестом, не нашел и шутливо-вдумчиво сказал:

— Значит, попал я к еретику и помолиться не на кого, а послал к тебе отец Михаил, иерей почтенный.

Я ответил ему в тон:

— Господь Бог во мне и в вас — вот и помолитесь без изображения.

Установились у нас с годами добрые отношения. Судебных процессов у Ковалева не было, а консультации были, и серьезные, по делам его хлебным на Кавказе и в других местах, и по торговле скотом. Составлял ему договоры, запродажные письма[216] и прочее. Старик любил, «чтобы все было в порядке». Выдал он единственную дочь замуж «за хорошего человека» и к делам способного. Понемногу передал дела зятю, а сам собирался поехать с женой в святые места, пожить там, помолиться, «замолить вольные и невольные прегрешения». Зять Ковалева, познакомившись ближе с