Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

других мусульман, занимавшихся вопросами мерной музыки или мензуральной нотации.7 В одиннадцатом веке8 Франко из Кельна, математик-священник, написал трактат Ars cantus mensurabilis, в котором собрал предложения более ранней теории и практики и изложил, по сути, нашу современную систему обозначения длительности музыкальных нот. Для обозначения длинной ноты была выбрана вирга или стержень с квадратной головкой, ранее использовавшийся в качестве невмы; другая невма, punctum или точка, была увеличена в ромб для обозначения короткой ноты; эти знаки менялись во времени; добавлялись хвосты; путем проб и ошибок, через сотню абсурдов, была создана наша простая мензуральная нотация.

Эти важные события открыли широкие двери для полифонической музыки. Такая музыка писалась и до Франко, но в грубой форме. Ближе к концу девятого века мы находим музыкальную практику под названием «организация» — пение аккордов слитными голосами. О ней больше ничего не слышно до конца десятого века, когда мы находим названия organum и symphonia, применяемые к подобным композициям для двух голосов. Органум — это литургическое произведение, в котором старая монодическая мелодия исполнялась или «держалась» тенором (который поэтому и получил такое название), а другой голос добавлял гармонизирующую мелодию. Разновидность этой формы, дирижер, давала тенору новую или популярную мелодию, а другой голос дирижировал в созвучном воздухе. В XI веке композиторы сделали шаг, столь же смелый в своем роде, как и готическая балансировка тяг: они написали гармонии, в которых «дирижерский» голос не рабски сопровождал тенора в подъеме или спаде мелодии, но отваживался на другие гармонии с помощью нот, не обязательно движущихся параллельно cantus firmus тенора. Эта декларация независимости превратилась почти в бунт, когда второй голос сопровождал восходящую мелодию тенора нисходящим движением. Эта гармония по контрасту и плавное разрешение мгновенных диссонансов стали страстью композиторов, почти законом; так, около 1100 года Джон Коттон написал: «Если главный голос восходит, сопровождающая партия должна спускаться».9 Наконец, в мотете (очевидно, уменьшительное от французского mot — слово или фраза) три, четыре, пять, даже шесть разных голосов пели в сложном переплетении отдельных мелодий, чьи разнообразные, но созвучные напряжения пересекались и сливались в вертикально-горизонтальной паутине гармонии, такой же тонкой и изящной, как сходящиеся арки готического свода. К XIII веку эта Ars antiqua полифонии заложила основы современной музыкальной композиции.

В тот волнующий век увлечение музыкой соперничало с интересом к архитектуре и философии. Церковь с опаской смотрела на полифонию; она не верила в религиозный эффект, когда музыка становится приманкой и самоцелью; Иоанн Солсберийский, епископ и философ, призывал отказаться от усложнения композиций; епископ Гийом Дюран клеймил мотет как «неорганизованную музыку»; Роджер Бэкон, бунтарь в науке, сожалел об исчезновении величественного григорианского распева. Лионский собор (1274) осудил новую музыку, а папа Иоанн XXII (1324) выступил с папским осуждением дисканта, или многоголосия, на том основании, что композиторы-новаторы «измельчают мелодии… так что они беспрестанно мечутся, опьяняя слух, но не успокаивая его, и нарушая благочестие, вместо того чтобы вызывать его».10 Но революция продолжалась. В одной из цитаделей церкви — Нотр-Дам де Пари — хормейстер Леонин около 1180 года сочинил лучший орган своего времени; а его преемник Перотинус был виновен в сочинениях на три или четыре голоса. Полифония, как и готика, распространилась из Франции в Англию и Испанию. Гиральдус Камбренсис (1146?-1220) сообщил о двухчастном пении в Исландии и сказал о своем родном Уэльсе то, что можно сказать о нем сегодня:

В своих песнях они произносят мелодии не одинаково… но многообразно, на разные лады и в разных нотах; так что при множестве певцов, как это принято у этого народа, можно услышать столько песен, сколько певцов можно увидеть, и разнообразные партии, в конце концов, соединяются в одно созвучие и органичную мелодию.11

В конце концов, церковь склонилась перед непогрешимостью Zeitgeist, приняла полифонию, сделала ее мощным служителем веры и подготовила к своим победам в эпоху Возрождения.

II. МУЗЫКА НАРОДА

Импульс к ритму выразился в сотне форм светской музыки и танца. У церкви были причины опасаться бесконтрольности этого инстинкта; он естественным образом связывался с любовью, великой соперницей религии как источника песен; а сердечная приземленность средневекового ума, когда священник был вне поля зрения, склоняла его к свободе, иногда непристойности текстов, которые шокировали духовенство и провоцировали соборы на тщетные постановления. Голиарды, или бродячие ученые, находили или сочиняли музыку для своих паясничаний женщине и вину и скандальных пародий на священный ритуал; распространялись рукописи, содержащие торжественную музыку для уморительных слов Missa de potatoribus — Мессы топеров — и Officium ribaldorum — Молитвенника для ройстеров.12 Любовные песни были так же популярны, как и сегодня. Некоторые из них были нежными, как причитания нимфы, другие представляли собой диалоги обольщения с нежным аккомпанементом. И, конечно, были военные песни, призванные укреплять единство вокальным унисоном или обезболивать стремление к славе гипнотическим ритмом. Некоторая музыка была народной, сочиненной безымянным гением и присвоенной — возможно, преобразованной — народом. Другая популярная музыка была продуктом профессионального мастерства с использованием всех искусств полифонии, изученных в церковной литургии. В Англии излюбленной и сложной формой был хоровод, в котором один голос начинал мелодию, второй начинал ту же или гармонирующую мелодию, когда первый достигал согласованной точки, третий вступал после того, как второй был в пути, и так далее, пока шесть голосов не начинали хоровод в оживленной контрапунктической фуге.

Едва ли не самый древний из известных хороводов — знаменитый «Sumer is i-cumen in», сочиненный, вероятно, монахом из Рединга около 1240 года. Его шестичастная сложность свидетельствует о том, что полифония уже была в ходу в народе. В словах по-прежнему живет дух века, в котором расцветала вся средневековая цивилизация:

Шумер — это i-кумен; Llude sing cuccu! Растет и разрастается И весна, и чудеса: Пой, кукушка! Аве блет после ломбы, Лхут после теленка; Bulluc sterteth, bucke verteth: