Стиратель - Яна Каляева

Обнимаю Леру, наскоро целую:

— Договорились, свет очей моих. Сам мечтаю. Закончится квартал, получу премию громоздких размеров, и рванём в отпуск.

Глава 2

Прощай, токсичный бумер

Пархоменко вваливается в ординаторскую в середине смены.

— О, да ты выздоровел⁈ — «радуюсь» я. — Вовремя! У тебя там в девятой палате…

Пархоменко вскидывает ладони перед собой:

— Полегче, брателло! На минутку забежал, меня тут как бы нету. Я тяжко болен, ртуть в градуснике взрывается, лапы ломит, хвост отваливается!

— Чо-то не похоже, — хмыкаю. — На вид процветаешь. Тогда чего тебя сюда принесло?

— Да так, — Пархоменко стал рыться в ящиках своего стола. — Зарядку от телефона забыл. Ты, эта, молодец, что прикрываешь меня, брателло. Пригляди пока за моими инвалидами, а я побёг.

В ординаторскую просачивается Света и принимается старательно изображать, будто раскладывает по историям болезни результаты анализов. Хотя я прекрасно видел, что она сделала это еще час назад. Ясно-понятно, уши погреть пришла. Событий в больнице мало, вот и интересно посмотреть, как любимчик начальника поставит на место врача-рохлю.

Скрещиваю руки на груди и встаю спиной к двери:

— Э-э нет, этот номер не пройдет. Ты здоров как конь, на тебе пахать можно. И это четвёртый раз за последний месяц. Пархоменко, что за дела⁉

По мясистой физиономии Пархоменко пробегает тень сомнения: не отодвинуть ли меня от двери. Хоть я и выше среднего роста, и сложение у меня не хилое — хирургу иногда и физическая сила требуется, не только мозги — этот боров на голову выше меня и раза в полтора тяжелее. Но, видимо, выражение моего лица прозрачно намекает, что лучше бы объясниться.

— Ну, ты пойми, брателло, я тут такую телочку повстречал! Буфера — во! — Пархоменко обрисовал возле своей груди два объемистых полушария. — Жопа… да боги Олимпа передрались бы за женщину с эдакой жопой. Ну мы с ней того-этого… сам понимаешь, на такое дело все силы нужны. Зачем молодой бабе ушатанный врач после суток…

— Так увольняйся, освобождай ставку и трахайся сколько влезет со своей телочкой, — ни на шаг не сдвигаюсь с места. — А сейчас на тебе пятнадцать пациентов, четверо из них тяжелые, ты это понимаешь? Я не собираюсь их вечно за тебя тащить.

— Да ну чего ты, как неродной! — Пархоменко разводит руками. — Сегодня ты меня прикроешь, завтра — я тебя. В долгу не останусь, брателло, за мной не заржавеет.

Светочка старательно перебирает истории болезни, но я почти физически ощущаю исходящее от нее жадное любопытство. Медсестры будут обеспечены сплетнями на неделю вперед…

— Что-то не особо ты рвался меня прикрывать в позапрошлом месяце, когда мои курсы повышения квалификации накрылись оттого, что пациентов передать некому было.

— Ну так, то… тогда… я болел, вот. Не с ковидом же мне было на работу переться! А потом, тебе что, сверхурочные и премии лишние будут?

— И где они, те премии?

— Так это не ко мне, это к Автократычу! Ко мне-то чего прицепился?

— Автократыч на конференцию укатил. А ты стрелки не переводи! Тебе государство платит, чтобы ты людей лечил, а не с тёлками резвился.

Пархоменко непроизвольно сжимает кулаки и подаётся вперёд.

— Слышь, а кто ты такой, чтобы мне морали читать? Семь лет в больнице пашешь, а даже высшую категорию не получил! А ведь врач от Бога, что уж там. Но надо же и головой думать, не ждать, что карьера сама собой выстроится! Связями обзаводиться, знакомства правильные искать, нужным людям помогать на взаимной основе! А ты так и будешь до пенсии возиться с нищебродами всякими за голый оклад. Все, хорош, пошел я, меня дама ждет.

— Подождет твоя дама, — я тоже сжимаю кулаки. — Мы с тобой сейчас пойдем в кадры и проверим, что все в табелях есть и все твои прогулы-отгулы, и мои переработки. Прямо сейчас. А то я за тебя пашу, а по бумагам выйдет, что ты был каждый божий день на работе?

— Да не пойду я с тобой никуда!

— Пойдешь. Иначе прямо сейчас пишу отказ вести твоих пациентов. Имею право, моя нагрузка превышена уже в два с половиной раза от максимальной. Пусть Автократыч бросает свою конференцию и сам, как хочет, наводит порядок. Во вверенном ему отделении.

Я, конечно, блефую. Среди пациентов Пархоменко есть несколько очень интересных, да и остальных бросать не хочется. Но нашему кандидату наук чужды подобные соображения, потому идёт на попятный:

— Ладно, ладно, успокойся уже… Вот же прицепился… Идем в твои кадры, проверим, что все записано тип-топ, и разбежимся…

В кадрах табеля учета рабочего времени не находится, кадровичка посылает в бухгалтерию. Там отправляют к юристам, а юристы советуют обратиться в кадры. Наконец приходит девочка, которая вроде бы должна была уметь пользоваться новой системой учета. Чертыхаясь и стуча по клавиатуре наманикюренными пальчиками, она с пятой попытки выводит на экран отчет о моем рабочем времени.

По отчету выходит, что в последние недели я проводил на работе по 39 часов и ни минутой больше.

— И где мои ночные дежурства? Где сверхурочные? Где дополнительная нагрузка?

Поворачиваюсь к Пархоменко, но там, где только что громоздилась его туша, мой взгляд не натыкается ни на какое препятствие. Паршивец тупо сбежал.

— Налюбовались? — хмуро спрашивает девочка. — У меня рабочий день закончился.

А мой только на середине. Нельзя бросать больных людей. Вздыхаю и тащусь назад в отделение, прикидывая, как стану объяснять Лере, что премии в этом квартале снова не будет… а я ведь обещал ей решить вопрос. Может, имеет смысл пообещать себе?

* * *

По дороге домой размышляю, как бы организовать отпуск на тот скромный бюджет, который остаётся у меня без премии. Лера будет расстроена… Или мне удастся что-то выдавить из Автократыча? После краткого обдумывания вздыхаю — не удастся. Наверное, имеет смысл подумать об увольнении. В последнее время везде воют о нехватке врачей — далеко ходить не надо, у нас тоже незакрытые вакансии висят, — так что устроюсь легко. И даже в зарплате не потеряю. Хоть наша клиника — ведущая в области с соответствующими надбавками, но с учётом систематического лишения меня премий могу даже выиграть.

Но пока эти вопросы не решены, прикидываю, как бы найти недорогой, но стильный ресторанчик. Или лучше