Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский

Когда желудок наполнен до отказа, приходит очередь чая, конфет, арбузов и всеобщего умиротворения.

– Фараоны вымерли, когда из Египта ушли евреи. Некому стало работать. Не повезло беднягам – не было тогда таджиков.

И все хорошо, пока речь не заходит о вере. Братья охотно бы смирились с присутствием с ними за одним столом христианина или иудея, но я, не разделяющий ни одной из религий Книги, кажусь им кем-то странным, вроде дарвиновской обезьяны, и они упорно пытаются сделать из меня человека.

Утомившись от постоянных пиров, иду по дороге – вверх, в горы. Почти сразу рядом тормозит машина с четырьмя джигитами. Горохом сыплются вопросы: кто? откуда? где живешь? Словно пароль, называю фамилию приютившей меня семьи. Джигиты моментально превращаются в воплощенное дружелюбие, расцветают улыбками и предлагают подвезти. А на горы уже опускается быстрый закат, и манящие тропки расходятся, словно ветви диких яблонь. Девочка покормила барашка в загоне и бежит вниз, к селению. Тоненькое платье развевается на ветру, в руке – ненужный посох, в ослепительно черных волосах трепещет синяя лента. И недалеко она совсем, и догнать ее так же невозможно, как собственную юность…

Светлые выцветшие глаза в сетке морщин. Бабушка смотрит участливо и чуть настороженно.

– Иностранные языки знаешь? – спрашивает один из братьев.

Я киваю.

– Вот и отлично. Тогда повторяй за мной: «Бисмилляхи р-рахмани р-рахим…»

Я послушно произношу слова молитвы, и все вокруг улыбаются, словно я только что сдал сложный экзамен. Я радуюсь, что долгие разговоры о религии наконец-то позади, ведь мне не хочется никого разубеждать и никому ничего доказывать, даже если бы это и было возможно. Все довольны – и ладно. Я улыбаюсь им в ответ, и старая женщина, протянув руки, благословляет меня на арабском языке.

Кавказская Маха

Говорят, царица Клеопатра была не слишком хороша собой. Жирная шея, короткие ноги, нос крючком – вряд ли ей светила победа на конкурсе красоты. И тем не менее по ней сходили с ума величайшие полководцы Рима. Казалось бы, при чем тут Махачкала? Да простят меня ее обитатели, но я вынужден признаться – это очень некрасивый город. Он непропорционально сложен, а планировка привела бы в восторг авангардных художников, норовящих изобразить на портрете ухо там, где должен быть нос. Здесь особняки, кричащие во всю кирпичную глотку о богатстве местных чиновников, соседствуют с нелегальными балконами размером с квартиру, которые держатся на паре ржавых свай. Здесь плакатов с цитатами из вождей больше, чем в советской Москве, а перейти улицу опаснее, чем пересечь горный каньон. Здесь белый «мерседес» сияет тысячами стразов, а специальные эвакуаторы вывозят коров на штрафные стоянки. Сами махачкалинцы ругают свою родину на чем свет стоит – и готовы перегрызть глотку любому, кто напишет о ней плохо. Потому что даже ругань не скроет их любви к этому грязному, безалаберному, смешному и невероятно притягательному городу. Они не променяют его веселый хаос ни на небоскребы Грозного, ни на зеленые парки Нальчика. Даже отправляясь на заработки в Москву, махачкалинец не успокоится, пока не приобретет для многочисленных отпрысков по квартире в столице Дагестана. Не устоит перед чарами Махачкалы и приезжий, которому доведется прожить здесь неделю-другую. Первоначальный шок быстро пройдет, и, если его к тому времени не собьет один из безумных местных водителей, а хинкалы и возлияния с городской интеллигенцией не доведут до цирроза, гость обязательно захочет сюда вернуться, ибо по обаянию и жизненной силе кавказская Маха вполне способна конкурировать с легендарной царицей Египта.

Махачкалинцы

В середине прошлого века по городу пополз слух, что из бакинского зоопарка сбежал удав. Огромная змеюка доползла до Махачкалы и по уши влюбилась в прекрасную горожанку – несмотря на то, что ушей у змеи нет. А красотка, представьте себе, ответила взаимностью! Так они и живут на окраине, в поселке Талги, – удав крепко сжимает девушку в объятиях, а рядом стоят красноармейцы со штыками и кормят влюбленную парочку хлебом.

Весь город отправился взглянуть на это чудо. Шли пешком, ехали на машинах, крутили велосипедные педали… Толпа ползла, сама напоминая немыслимую влюбленную змею, и ничто не могло ее остановить – даже разочарованные вздохи тех, кто уже возвращался ни с чем. Каждый махачкалинец должен был дойти и всё увидеть своими глазами. Ни штрафы, ни взыскания за прогулы не могли сломить беспокойный и любопытный дух горожан. Благо их тщательному отбору способствовала сама история.

Будущие махачкалинцы приезжали на узкую полоску между Каспием и горой Тарки-Тау наплывами, словно волны, разбегающиеся от брошенных в человеческое море камней. Первый камень – Кавказская война. Город, названный при рождении Петровском, был основан в 1857 году по представлению князя Александра Барятинского, который два года спустя возьмет в плен Шамиля. Жителей в скромной крепости было мало, и только разнообразные льготы медленно заманивали сюда подданных доживающего последние годы шамхальства Тарковского. Впоследствии поэт Арсений Тарковский, отец знаменитого режиссера, охотно распространял миф о своем происхождении от местных шамхалов. Была даже легенда, будто во время его визита в Дагестан старый горец упал перед поэтом на колени, как перед своим царем.

В 1910-е годы сюда хлынули армяне и греки, спасавшиеся от резни в Оттоманской империи. Приезжие селились общинами, так что наряду с такими неромантичными улицами, как Грязная и Тюремная, возникли экзотически-восточные Армянская и Персидская. К тому времени Петровск был уже крепким городом с развитой промышленностью, чьи обитатели не только познакомились с коррупцией, но и научились использовать ее себе во благо. Легенда гласит, что изначально железную дорогу на Баку планировали провести возле гор, ближе к тогдашней столице Темир-Хан-Шуре, и только гигантская взятка от местных купцов исправила положение. Теперь пересвист поездов развлекает отдыхающих на пляже и посетителей прибрежных ресторанчиков.

В двадцатые годы на юг подались голодающие Поволжья, а во время Великой Отечественной город наполнился эвакуированными, многие из которых так и остались здесь на всю жизнь. После победы Махачкалу отстраивали пленные немцы. Они любили гулять в городском саду, громко стуча самодельной деревянной обувью. В свободное время бывшие солдаты вермахта мастерили игрушки и обменивали их у детей на сигареты.

14 мая 1970 года город пострадал от землетрясения. На помощь пришли строители со всего Советского Союза. Так в Махачкале появились микрорайон «Узбек-городок» и высоченная гостиница «Ленинград». Яркие буквы на ее крыше