Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

прием у хорошего врача – прежде всего; не знаю, сколько людей он спас. Билеты в любой театр – ну, вы уже поняли. Администраторы, правда, спрашивали: а кто пойдет? Если шел сам Шепилов, то это была директорская ложа или первый ряд. Если кто-то из родных (я, например), то – как получится. Были просьбы и поскромнее, кусок осетрины, допустим, как сейчас помню… Одной школьнице, пишущей стихи, он долго устраивал встречу с поэтессой Юлией Друниной. Школьницу эту не видел никогда в жизни. Друзья отмечали у него «патологическую потребность помочь» кому угодно и в чем угодно.

У него была такая телефонная книжка, он открывал ее, задумчиво листал… Вот она, эта книжка, тыкаю пальцем наугад: «курортный отдел МВД, Антонина Федоровна, очень любезна и знает меня давно».

Но иногда подходящих знакомых не оказывалось. Тогда Шепилов узнавал нужный телефон по справочной и говорил в трубку: «Здравствуйте. Это профессор Дмитрий Трофимович Шепилов» (тут его губы чуть улыбались, что проявлялось в голосе). Или – как вариант – «генерал-майор Шепилов».

Так вот, на моей памяти не было случая, чтобы совершенно незнакомые люди не сделали для него то, о чем он просил. Ну, а про знакомых и говорить нечего.

В следующих главах вы прочтете, что на рубеже 50–60-х Шепилов просто-напросто боролся за физическое существование, то, что с ним происходило, было избиением еле живого инвалида. Но он выдержал и в каком-то смысле победил. А дальше произошло удивительное: здоровье вернулось. Никто не давал ему его возраста, он отлично – нет, не чувствовал себя, а выглядел – в 60-е, 70-е, 80-е годы. Был бесконечно обаятелен, помогал множеству людей (да-да, с помощью той самой телефонной книжки, и не только).

Я думаю, он просто питался потоками энергии своего окружения, этим всеобщим преклонением и восторгом. Мужчин и особенно женщин. И, раз уж у нас тут биографическая книга или что-то вроде этого, то давайте будем искренни друг с другом. Вы же этого ждете – о личной жизни? Ну, сейчас будет. Да-да, вот прямо в первой главе.

Вообще-то достаточно посмотреть на фотографии, до- и послевоенные, чтобы сделать очевидный вывод: не могло не быть. Чтобы такой красавец, и никаких женщин?

Да вот хотя бы тот самый фильм 2011-го года. Там фигурирует некая Фаина… фильм вообще-то великолепный, мне было очень занятно смотреть, как из моего деда делают настоящего Джеймса Бонда, который спасает Фаину от следователей, даже досиживая последние часы в должности секретаря ЦК. Ну, а уж что она к нему чувствует…

У этого фильма было два сценариста – хорошо мне знакомые Алексей Волин и Екатерина Гудова. С Екатериной мы недавно сидели в книжном магазине «Москва» на Воздвиженке и беседовали. Вот ее признания, записанные мною собственноручно: жанр документальной драмы придумали не у нас. Тут должны быть никому не известные страницы истории, но должна ведь быть и драма как таковая. Однако когда сценаристы начали разбираться в событиях 1957 года, оказалось, что не хватает остроты, и возникла идея добавить таковой для кассовости.

Екатерина, добавляя этой остроты, по ее словам, была не вполне «в согласии с собой». Но ей сказали: представьте, что это будет Дюма. Гасконец д’Артаньян был на самом деле, но масса подробностей из книг Дюма – все-таки фантазия автора.

Да, сценаристы многое сочиняли здесь из головы. Но пытались при этом реконструировать характер героя. Екатерина понимала, что Шепилов в ее фильме и в жизни – боевой генерал, человек с характером, решителен и способен на сильные поступки (в конце концов, добавляет она, он ведь ушел рядовым в ополчение летом 1941-го, хотя имел профессорскую броню, не правда ли?). Как к такому человеку должна была относиться женщина? Ну, а без женщины и без романа с ней «кина бы не было».

Так в фильме возникла Фаина. Сюжет романа с ней, конечно, выдуман. Но в каком-то смысле прототип у Фаины был, на самом деле ее звали Ирэн, Ирэн Аргинская, дочь его фронтового друга, – эта история им же самим описана в мемуарах, вышедших под заголовком «Непримкнувший» (мы будем постоянно возвращаться к этой книге). И как минимум начало ее истории реальное: арест, следователи…

Но продюсерам показалось, что «Ирэн» – то есть имя – это как-то чересчур. И, в полном согласии с принципом «реальность всегда эффектнее вымысла», девушку переименовали в «Фаину». Поскольку Фаин тогда было множество, не то что нынче.

И тут началось настоящее волшебство, которого вокруг фигуры Шепилова вообще-то мерцает сколько угодно.

Та самая Тамара Толчанова, которой принадлежит вот это «царь царей»: мы обсуждали с ней фильм, который тогда еще не вышел, и я чисто случайно полюбопытствовал: кстати, а может, и правда была Фаина?

«Ой, Димочка, да как же вы об этом узнали?» – раздался в телефонной трубке ее бас.

Так, сказал я себе. Похоже, что мы говорим о двух разных людях, но – все же…

А вот и разгадка. Из того самого архива. Там – история всех братьев Шепиловых, ташкентцев, которых вообще-то было шесть, Дмитрий родился пятым. И вот она, Фаина. Жена Федора, самого красивого и интеллигентного из всей семьи. После 1917-го он работал служащим какой-то внешнеторговой организации в Ташкенте, ездил в Китай, там сел на кокаин, заболел туберкулезом и умер в 1935-м. Фаина – его жена, стенографистка, пережила его на 40 лет. Очень брата любила, замуж больше не вышла, «хотя имела поклонников». Детей у них не было.

И вот фотография, подаренная ею Дмитрию, с надписью: «всегда тебя любила». Хотите – понимайте так, хотите этак. И больше мы об этом ничего и никогда не узнаем. Кроме одного: редкой красоты была женщина.

Вот еще письмо из архива, без даты.

«Дмитрий Трофимович!

Полвека мечтала и наконец сбылось! Если бы не Муся, так и умерла бы, не сказав или, вернее, не написав доброго слова! Сколько косых взглядов, улыбок ироничных. В общем, все полвека сплошные страдания. Может быть, и не так все это переживалось бы, если бы частичка Вас, оставленная в последнюю встречу, была при мне… теперь, конечно, немного стала умнее и кляну себя, что был бы отрадой сын и тоже Дима…

Итак, прощайте, незабываемый друг.

М.А.»

И тоже, кроме этого – больше ничего, даже полного имени.

Хорошо, тут речь идет об очень давних временах и очень молодом человеке. Но вот то, что я называю «Особой папкой» шепиловского архива, – письма Н. В. (инициалы изменены, и не ждите, не назову ни имени, ни откуда взялась).

«Вот и