Пушкин и Толстой. «Академические» загадки биографий - Всеволод Васильевич Чубуков

по субботам. На них обсуждались самые различные вопросы. Как правило, в конце года избирались «новые ея члены». В Санкт-Петербургском филиале архива Российской Академии наук удалось разыскать ряд документов, относящихся к выборам новых академиков в 1832 году.

Так, на «43-м заседании Императорской Российской Академии в субботу Декабря 3-го дня 1832 г.»[9] председательствовал, как заметила З. А. Волконская, «Нестор русских наук», адмирал, «Государственного Совета Член и Кавалер Александр Семенович Шишков», поэт, писатель, критик, переводчик с французского книги «Морское искусство», один из основателей и председатель литературного общества «Беседы любителей русского слова», признававший в Пушкине «истинный талант… за особенную чистоту языка и всегдашнюю ясность».

Пушкин отметил его как прекрасного знатока французского в «Евгении Онегине» после строк:

«…Все просто, тихо было в ней,

Она казалось верный снимок

Du comme il faut…»

Как бы заглушая свои знания французского, с определённой долей лёгкого юмора и некоторой иронии, поэт продолжал:

«…(Шишков, прости:

Не знаю, как перевести)».

В тот день «в присутствии были» ещё 13 академиков – наибольшее число участвовавших в заседаниях на протяжении последних пяти месяцев. Среди них: баснописец И. А. Крылов, писатели, поэты и переводчики – А. Х. Востоков, М. Е. Лобанов, И. И. Мартынов, А. С. Никольский, В. А. Поленов, П. И. Соколов, граф Д. И. Хвостов, князь П. А. Ширинский-Шихматов; учёные – П. А. Загорский, Я. Д. Захаров; протоиерей Казанского собора П. Н. Мысловский, адмирал, член Государственного совета Н. С. Мордвинов.

Вторым вопросом этого заседания было «слушано данное сего числа Императорской Российской Академии г. Президентом оной предложение следующего содержания: не благоугодно ли будет гг. членам Академии в положенное по Уставу число избрать в Действительные члены Академии нижеследующих особ:

1. Титулярного советника Александра Сергеевича Пушкина

2. Отставного гвардии полковника Павла Александровича Катенина

3. В звании Камергера и в должности Директора Московских Театров Михаила Николаевича Загоскина

4. Протоиерея Алексея Ивановича Малова

5. Действительного статского советника Дмитрия Ивановича Языкова»[10].

Кандидаты на почётное звание должны были подать «росписи» – перечни своих работ, по которым можно было бы судить о достоинстве каждого соискателя. Пушкин ничего не подавал. За него это сделала Академия. Председательствующий не стал характеризовать каждого из них, лишь только отметил, что «известные в словесности дарования и сочинения их увольняют меня от подробного оных исчисления», и подписал эту начальную часть протокола: «Александр Шишков, Дек. 3-го дня 1832 г.»[11].

По-видимому, широкого обсуждения «сего предложения» не проводилось и сразу же «приступлено было к баллотированию, по окончании которого оказалось, что г. Пушкину, г. Загоскину и г. Языкову вышло по 15 избирательных балов… г. Катенину и протоиерею Малову – по 13 избирательных и по 2 балла неизбирательных»[12]. Поясню, по уставу Академии при подсчёте голосов президент имел право на дополнительный второй голос. Он его отдал каждому из первых трёх кандидатов.

Согласно уставу Академии (глава VIII, статья 5), «никто не может иначе быть избран в Действительные члены оной, как двумя третями полного числа против одной трети неизбирающих». В тот год Академия насчитывала 48 действительных членов. Поэтому, в соответствии со статьей 10 того же устава и той же главы, было «по сему собранием… поручено Члену и Секретарю Академии известить о сем выборе гг. Действительных членов, в заседании сем неприсутствовавших, дабы благоволили прислать в Академию свои голоса в особой запечатанной записке»[13].

В документе[14] указано, что таких запросов было послано «22-м отсутствовавшим членам». С 13 по 27 декабря получено 15 писем-ответов. Их прислали президенты Императорской Академии наук С. С. Уваров и Императорской Академии художеств А. Н. Оленин, бывший и будущий президенты Академии наук Н. Н. Новосильцов и Д. Н. Блудов, литераторы И. И. Дмитриев, Я. А. Дружинин, А. Ф. Воейков, А. А. Писарев, Л. И. Голенищев-Кутузов, И. И. Ястребцов, Д. С. Чижов, А. Н. Голицын, К. М. Бороздин, М. Т. Каченовский и митрополит Серафим.

Внутри присланных почтовых конвертов, кроме листа, служившего сопроводительным письмом, находились и те «особые запечатанные записки». Это были без каких-либо надписей внутренние, заклеенные конверты с «записками» и указанием в них фамилий избираемых академиков. К счастью, эти письма и часть «записок» в архиве сохранены.

Так, министр внутренних дел ответил однозначно:

«Имею честь препроводить… в особо запечатанной записке голос мой по случаю бывшего в Заседании Императорской Российской академии 3-го сего Дек. избрании.

Имею честь быть в совершенном почтении и Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Д. Блудов»[15],

а в «запечатанной записке» – две строчки:

«Александр Сергеевич Пушкин – избираю

Д. Блудов»[16].

…Это ему, Дмитрию Николаевичу Блудову, 8 сентября 1826 года на балу, проходившем в залах, украшенных дорогими коврами, редкими картинами, роскошными люстрами, дворца князя Александра Борисовича Куракина на Старой Басманной, Николай I после недавней своей коронации сообщил: «Знаешь, я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России». На вопросительный взгляд Блудова император мгновенно ответил: «С Пушкиным»[17].

По распоряжению самодержца в тот день Пушкин из Михайловской ссылки возвратился в Москву. Прямо с дороги, не дав уставшему поэту даже немного передохнуть, от дорожной пыли и грязи очистить одежду, в четыре часа пополудни посланный за ним фельдъегерь доставил поэта в Кремль, в кабинет императора.

Первая двухчасовая встреча государя с Пушкиным проходила в кабинете Малого Николаевского дворца Московского Кремля. В 1817 году Александр I приобрёл его для семейства великого князя Николая Павловича, и он стал служить постоянным местом «пребывания для членов Императорской фамилии в Первопрестольной». Об этой долгой беседе известно немного. Сам Александр Сергеевич ничего не рассказывал. Со слов его друзей, Николай I сказал, что отец сослал Пушкина на жительство в деревню, а он освободил поэта от этого наказания. Поставил условие – ничего не писать против правительства… позволил жить, где он хочет, пусть пишет, и он будет его цензором.

Пушкин возвратился в праздничную Москву, во время продолжавшихся народных торжеств по случаю коронации Николая I. Она состоялась 22 августа. В город съехалось несколько десятков тысяч экипажей из многих губерний России, Петербурга и даже Европы, он шумел, гудел, везде огни, наряды, пиры следовали за пирами… На Девичьем поле 16 сентября был устроен грандиозный праздник. Поэт оказался его очевидцем: «Сегодня… у нас большой народный праздник; версты на три расставлено столов на Девичьем Поле: пироги заготовлены саженями, как дрова: так как пироги эти испечены несколько недель назад, то будет трудно переварить их, но у почтенной публики будут фонтаны вина, чтобы их смочить…». И ещё: «Москва шумна и занята празднествами до такой степени, что я уже устал от них и начинаю вздыхать по Михайловскому…»

Из Кремля Пушкин отправился в гостиницу «Европа» на Тверской, дом 26 (в современной нумерации д. 6). Оставил свой багаж, привёл себя в порядок и поехал на Старую Басманную, дом 36, к родному