Пушкин и Толстой. «Академические» загадки биографий - Всеволод Васильевич Чубуков

дяде Василию Львовичу Пушкину. А государь из Малого Николаевского дворца – на ту же улицу, дом 21, во дворец князя Куракина. Там французский посол маршал Мармон и герцог Рагузинский давали бал. На него в присутствии царской семьи съехалось высшее общество обеих столиц. Приглашённым гостям о возвращении Пушкина сообщил сам Николай I. Узнав эту весть, Сергей Соболевский тут же направился к дяде поэта[18]. Путь-то был близкий – всего каких-то 300 метров. Сергей Александрович застал друга за праздничным ужином. Они обнялись, и застолье продолжилось…

Приведу ещё один архивный документ:

«С живейшим удовольствием подаю голос на избрание в Действительные члены Императорской Российской Академии, принесших пользу российскому слову писателей наших: А. С. Пушкина, А. И. Малова, Д. И. Языкова и М. Н. Загоскина.

Действительный член А. Воейков»[19].

Вот как отозвался президент Академии художеств:

«Вследствие отношения Вашего Превосходительства от 23 сего дек…, что в бывшем 3-го числа сего месяца заседании Российской Академии происходил выбор в Действительные члены… то на вопрос Вашего Превосходительства о согласии моем на сей выбор, я поспешаю уведомить Вас, Милостивый государь, что, с моей стороны, на возведение поименованных лиц в звание Действительных членов я совершенно согласен, о чем прошу довести до сведения Академии.

С истинным почтением и совершенною

преданностью имею честь быть

Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Алексей Оленин»[20].

Кандидатура Пушкина была поддержана абсолютно всеми академиками, за исключением одного. Лишь митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский) отдал свой голос только за проповедника и законоучителя, протоиерея впоследствии Исаакиевского собора:

«За А. И. Малова. А на избрание прочих не могу дать согласия своего единственно потому, что они мне неизвестны»[21].

Здесь уместно сделать пояснение. Избранный в академики ещё в 1919 году, 75-летний старец попросту уклонился от голосования, слукавил, покривил душой. Это он в 1828 году дал ход доносу о безбожной «Гавриилиаде». Пушкин чуть было не стал жертвой серьёзных неприятностей. Бесспорно нашумевшее «дело» в связи с выходом в свет поэмы и вызвавшее в религиозных кругах негативное к ней и автору отношение он не забыл. Тем не менее из отвергнутой им четвёрки на соискание звания академика Пушкина-то он знать должен был. Полагаю, что знал, и знал хорошо, жили-то в одном городе, хотя не встречались, и правда то, что эпистолярным корреспондентом поэта не был. К этому времени за Александром Сергеевичем уже прочно утвердилась слава первого поэта России. Анализируя протоколы заседаний после избрания Пушкина в академики, Серафим ни разу до кончины поэта не принял в них участия. Может быть, не желал встречаться с ним или в душе стыдился посмотреть поэту в глаза? Кто даст сегодня ответ на этот, казалось бы, несложный вопрос? Хочу верить, что Бог Серафима рассудил.

Мало того, в трагическом январе 1837 года митрополит Серафим было согласился, но всё же в последний момент «воспротивился отданию полных погребальных погибшему поэту почестей личным участием в отпевании и вообще архиерейским служением». Сомнительный предлог им был найден: Пушкин – самоубийца. Тогда чин погребения в Конюшенной церкви провёл религиозный проповедник и законоучитель, протоиерей А. И. Малов, за которого Серафим и отдал свой голос. Служил Алексей Иванович в Исаакиевской церкви, в здании Адмиралтейства, прихожанином которой был Пушкин, живший на Мойке. Исаакиевский собор тогда ещё только возводился.

К сожалению, в силу разных причин, возможно и уважительных, не пришли ответные письма от В. А. Жуковского, Н. И. Гнедича, А. П. Ермолова, князя А. А. Шаховского, И. М. Муравьёва-Апостола, А. И. Михайлова-Данилевского…

В итоге от 29 академиков было получено 30 голосов (с учётом дополнительного президентского), то есть от более половины всех действительных членов Академии. Для избрания, как было сказано выше, требовалось две трети «избирательных голосов». Пушкин собрал 29 голосов, Загоскин и Языков – по 28, Малов – 27, Катенин – 25. В тот год для избрания необходимо было собрать 32 голоса. Никто не получил положенных двух третей голосов. В этом случае по уставу «недостающие к полному числу членов голоса президент берет себе и кладет их сам, или раздает оные присутствующим, чтобы пополнить потребное на сей предмет число голосов»[22]. Недостающее наибольшее до 32 число голосов для кандидатуры Катенина – 7, наименьшее для Пушкина – всего 3. О том, как в этом случае поступил Шишков, в документах сведений нет. Могу предположить, что он сам отдал их в пользу всех соискателей. Таким образом, согласно протоколу, были избраны все пятеро претендентов на высокое звание.

В заседании 7 января 1833 года состоялось обсуждение результатов выборов. Собрание признало прошлогодний выбор окончательным и утверждённым. Секретарю поручено «изготовить… Дипломы, представить оные г-ну Президенту для подписания»[23]. Накануне следующего заседания, 13 января, Шишков подписал диплом на звание члена Российской Академии на имя Александра Сергеевича Пушкина[24].

Не ясно, почему в «Имянном списке…» очерёдность избранных новых членов Академии указана в последовательности: Языков, Катенин, Загоскин, Пушкин, Малов. В списках же предложенных президентом соискателей и объявленных результатов голосования, как мы теперь знаем, поэт занимал первую строку. Несомненно, что для решения этой, полагаю, непростой загадки предстоит дальнейший поиск, который может дать исчерпывающий ответ.

Впервые в академическом собрании Пушкин принял участие 28 января 1833 года[25], как всегда проходившем на Васильевском острове по 1-й линии, по современной нумерации – в доме № 52. На нём ему и был вручён диплом академика. В том году было ещё шесть заседаний с участием поэта, в 1834 году – одно и одно в годичном акте 1836 года.

Просматривая протоколы заседаний, могу сказать, что Пушкин не очень-то и заботился их подписывать. Бывало такое, что он то ли забывал, то ли торопился, раньше уходил с заседания. В результате протоколы остались без его автографа. Таких протоколов – три.

В случае, когда он оставлял свой автограф, то старался ставить его в самом низу, у кромки листа, чаще последним или предпоследним. Расписывался скромно своим уверенным, не отрывая пера от бумаги, почерком – «А. Пушкин». Один раз, 11 марта 1833 года, аккуратно вывел – «Александр Пушкин»[26].

На академических заседаниях поэт однозначно отзывался о характере словопрений, зачастую очень шумных, за что полагалось «выводить из заседания членов, непристойно себя ведущих». Был он недоволен и качеством подаваемого завтрака. Имел намерения предложить, чтобы администрация академии пригласила «хорошего повара и подавали хорошее вино французское».

В то же время Пушкин понимал и одобрял весьма кропотливую работу по составлению словаря русского языка и отмечал, что его новое издание «час от часу становится необходимее».

В заседании 18 января 1836 года Пушкин слушал выступление Михаила Евстафьевича Лобанова о духе