100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

class="p1">Очевидно, в детстве мальчик испытывал недостаток родительского внимания. Мачеха была занята собственными дочерьми и не сильно отвлекалась на пасынка, отец слишком загружен служебными и литературными делами – руководил Особенной канцелярией министра внутренних дел, обрабатывал «запасы» слов и выражений для словаря, работал над повестями, рассказами и очерками.

К тому же Владимир Иванович не отличался легким характером. Молодой писатель Дмитрий Григорович, часто навещавший Даля, вспоминал: «Семейство его, состоявшее из нескольких дочерей и одного сына, положительно его побаивалось». Быть может, не слишком счастливое детство послужило тому, что, став взрослым, Лев-Арслан так и не создал собственную семью…

В возрасте 18 лет он поступил в Императорскую Академию художеств и за успешную учебу был награжден двумя серебряными медалями. Однако продолжавшаяся Крымская война не оставляла Льва равнодушным, он попросил зачислить его в Стрелковый полк императорской фамилии, созданный «на время настоящей войны» по инициативе Николая I. Его комплектовали личным составом из крестьян удельных имений (принадлежавших членам царской семьи), выразивших добровольное желание «споспешествовать защите земли русской». Допускался прием и выходцев из других сословий, «если они докажут искусство в стрельбе».

Нести службу в подразделении, «напрямую выставляемом» от императорской фамилии, считалось престижным, и многие представители высшего общества (Толстые, Волконские, Дондуковы-Корсаковы, Бобринские и др.) стремились занять в нем офицерские должности.

Конкуренция была высокой, поэтому Владимир Даль счел нужным обратиться к своему начальнику и покровителю Льву Перовскому, на которого возложили формирование полка, с просьбой помочь сыну. Однако, невзирая на протекцию, юноша должен сначала доказать собственную «профпригодность».

Со здоровьем проблем не возникло, в Российском государственном историческом архиве сохранилось медицинское свидетельство, подтверждающее, что «сын статского советника Лев Владимирович Даль, имеющий от роду 21 год, телосложения крепкого и не подвержен никаким болезням или телесным недостаткам, могущим препятствовать вступлению его в военную службу».

В ходе экзаменов на общий уровень образования, проходивших при штабе командующего войсками в Петербурге, молодой человек также продемонстрировал неплохой результат, набрав 77 баллов из 96 возможных. Лучше всего обстояли дела с познаниями в российской грамматике, арифметике и истории; немного хуже – с географией России и иностранным языком. Кроме того, Лев Даль был «предварительно подвергнут испытанию стрельбе в цель и оказался в оной имеющим достаточные познания».

В июне 1855 года молодой человек определен в полк унтер-офицером. Торжественные проводы состоялись в сентябре на Красной площади в Москве, откуда начался пеший поход к театру военных действий. В декабре, преодолев сотни километров пути в условиях непогоды, морозов и нехватки продовольствия, стрелки были расквартированы в окрестностях Одессы. Здесь на них обрушилось новое испытание: сильнейшая эпидемия тифа, фактически лишившая воинскую часть боеспособности. Число потерь в полку, не успевшем сделать ни одного выстрела, исчислялось сотнями человек…

Не обошла болезнь и Даля-младшего. В конце марта 1856 года его отец писал близкому знакомому Василию Лазаревскому, что провел «тяжких десять дней», получив сообщение о болезни сына, пока не поступило известие: «Вышел из опасности, ходит».

Лев Даль так и не принял участия в боевых действиях Крымской войны: пока в полку продолжалась эпидемия тифа, был заключен Парижский мирный договор и императорские стрелки, не сделав ни одного выстрела, отправились в обратный путь в Москву…

В составе Стрелкового полка императорской фамилии Лев Даль участвовал в торжествах по случаю коронации Александра II, а осенью 1857 года вышел в отставку в чине подпоручика. За службу награжден бронзовой медалью «В память войны 1853–1856 годов».

Молодой офицер вернулся в столицу и продолжил обучение на архитектурном отделении Академии художеств. В 1859 году за «проект публичных роскошных бань» он получил Большую золотую медаль и отправился за казенный счет в шестилетнее путешествие по Европе для «усовершенствования себя в искусстве».

По возвращении служил архитектором в Нижнем Новгороде, где по его проектам возведены Александро-Невский Новоярмарочный собор и надгробие Кузьмы Минина в Спасо-Преображенском соборе. Работал также и в Москве (в частности, участвовал в комиссии для постройки храма во имя Христа Спасителя), но не забывал Петербург, в котором провел детство и юность.

Став академиком архитектуры, имел ученое звание сверхштатного адъюнкт-профессора (на ступень ниже профессорского) Императорской Академии художеств, состоял в столичном обществе архитекторов. Когда последнее в 1872 году начало издавать профессиональный журнал «Зодчий», Лев Даль поддержал эту идею и опубликовал в серии номеров «Историческое исследование памятников русского зодчества».

В личном деле Льва Даля в Фонде Академии художеств хранится составленная им программа путешествия в Индию для «определения сходства индийской архитектуры с русской». Однако осуществить эту амбициозную задачу ему оказалось не суждено. Весной 1878 года он скоропостижно скончался в возрасте 43 лет. Похоронен Лев Владимирович на Ваганьковском кладбище в Москве рядом со своим знаменитым отцом.

Адюльтер при свидетелях

Однажды в квартиру инженер-подполковника Алексея Маркова постучались двое знакомых: подданный Мекленбургского герцогства Иоганн Кильгаст и столичный парикмахер Вильгельм Сталь. Пришли они не для того, чтобы весело провести время за дружеской беседой или игрой в преферанс. Им предстояла весьма деликатная задача, сперва лично «зафиксировать» факт прелюбодеяния со стороны инженера, а затем подтвердить его под присягой в духовной консистории. Зачем понадобились подобные ухищрения?

Как известно, развод супругов в Российской империи – дело чрезвычайно сложное. С точки зрения Церкви, к чьей сфере ведения официально принадлежали семейные правоотношения, важно было любой ценой сохранить заключенный брачный союз. На практике это означало, столкнувшись с несовпадением характеров и темпераментов, семейным насилием, пьянством, бытовыми проблемами или просто утратив былые чувства друг к другу, муж и жена были обречены де-юре оставаться вместе, лишаясь возможности на законном основании создать более счастливый союз.

Уважительными причинами для развода признавались лишь доказанное прелюбодеяние, физическая неспособность «к брачному сожитию», безвестное отсутствие или же лишение супруга прав состояния по приговору суда. Каждый из таких случаев подлежал разбору в местной духовной консистории (учреждение, управлявшее епархией), досконально исследовавшей все обстоятельства.

Порой бракоразводные процессы затягивались на долгие годы и даже десятилетия, далеко не всегда завершаясь желаемым образом. Историки подсчитали, что в 1840 году в России состоялось всего 198 разводов, а в 1880-м – 920.

Отсутствие разводов вовсе не свидетельствовало о прочности семейных уз, напротив, невозможность цивилизованно расстаться с партнером уже во второй половине XIX века превратилась в серьезную социальную проблему. Она нашла свое отражение и в классической литературе (вспомним хотя бы «Анну Каренину»), и в фольклоре. В изданном в 1862 году сборнике «Пословицы русского народа» Владимира Даля можно найти такие: «Женишься раз, а плачешься век», «Женитьба есть, а разженитьбы